Феодал

С некоторых пор Фома возвращался в свой оазис без особого удовольствия. Так было и раньше, до Бриджит, и, сказать по совести, тогда ему жилось еще хуже, он просто шел, тащился, вымотанный до предела, из опасного безлюдья в безлюдье безопасное. Полз в свою нору, чтобы отоспаться вволю под навесом из той парашютной ткани, что в прошлом году рассыпалась пылью. Чтобы затем, восстав ото сна, вымыться в коротком, исчезающем в песке ручье, напечь пресных лепешек и сжевать одну-две с перышком зеленого лука и солью, запивая крепким чаем, а затем поваляться час-другой без движения и мысли, прежде чем, вздохнув, вновь выйти на привычный маршрут.

Потом он нашел эту молодую француженку, не усидевшую возле точки выброса, вытропил по исчезающим в песках следам и перехватил за минуту до того, как она должна была беспечно войти в облако белого тумана. Вопя нечленораздельное, бежал с выскакивающим сердцем и языком на плече. Успел. Белый туман сожрал бы ее в две секунды вместе с одеждой и вороной гривой, оставив лишь кости, до того хрупкие, что только тронь – рассыпаются в пыль, будто эфемерные.

Сколько ей в точности лет и кем она была в том мире, Фома не узнал до сих пор. Английским Бриджит владела не лучше Нсуэ. По-русски знала одно краткое ругательство и больше ничего. Первое время пришлось объясняться с нею языком жестов, и тут неожиданно получились большие успехи. Через сто шагов ошеломленный осязательными ощущениями Фома уже знал, куда ведет вновь прибывшую. К себе.

Соблазнять Бриджит ему не пришлось. Она сама соблазнила феодала задолго до прибытия в оазис. Как раз на небольшом пятачке между гравитационной аномалией и лужицей жидкой земли.

И Фома нисколько не возражал. Ведь что-то должно быть в жизни, кроме серых рабочих будней. Иначе рано или поздно завоешь с лютой тоски, а то и намылишь петельку. Пустая берлога лучше, чем ничего, но не сравнится с настоящим очагом. А в очаге кто-то должен поддерживать огонь, пусть чисто символический. Кто-то должен создавать уют. Фома лгал и Георгию Сергеевичу, и самому себе, уверяя, что отлично обходится один. Если зубовный скрежет и отвращение к собственному жилищу – это «отлично», то Плоскость – курорт. Безопасный и фешенебельный.

«Приходи ко мне, Бригитта, как стемнеет, приходи», – мурлыкал Фома из Визбора, сооружая вместо навеса настоящую, не хуже, чем у других, хижину с крышей из жердей и корья. Быстрее, чем обычно, он обходил свои владения, нигде особенно не задерживаясь, увеличил продолжительность «выходных дней», стал брить бороду, забросил занятия с учеником, с нескольких попыток выспал и притащил из спальни массу всякого барахла, включая даже женскую косметику, и был счастлив. Какое-то время.

Что до Бриджит, то она, как ни странно, восприняла известие о невозможности вернуться в свой родимый Шербур на удивление спокойно. Что ж, нельзя так нельзя. Будем, значит, устраиваться здесь. Такой рассудительной женщины Фома отроду не видел. И такой страстной тоже. Эти качества сочетались в ней в дивной гармонии. Учась мало-помалу по-русски, она узнала много нового, например, что Германия не граничит на востоке с Сибирью, и легко приняла данный факт, как и многие другие. Через неделю Фома заподозрил, что Бриджит не интересует ничего, что выходило бы за рамки отношений мужчины и женщины. Через две недели он был уверен в этом.

А через полгода понял, что его уже далеко не так сильно тянет домой после очередного круга по феоду.

Но ведь надо же куда-то возвращаться.

Зато долго-долго, несколько месяцев подряд, ему не снилась клейкая глубина с идиотскими толстогубыми рыбами. Незадолго до появления Бриджит ихтиофауна надоела Фоме до того, что он невзначай выспал глубинную бомбу размером с порядочную бочку и счел за благо удалиться из спальни побыстрее и подальше – кто мог знать, что у нее, овеществленной, на уме? Во сне-то бомба сработала штатно… В следующий раз он посетил спальню не скоро, когда, по всем расчетам, чудовищный боеприпас должен был давно распасться, исчерпав срок существования. Так оно и оказалось.

«А может, она была проституткой? – подумал он о Бриджит не в первый раз и опять опроверг себя. Ему приходилось слышать, что профессионалки не способны испытывать страсть по природной склонности. Хотя не бывает ведь правил без исключений. – Ладно, будем считать, что это у нее хобби… Гетера. Шлюха. Ха, а чего же ты хотел, феодал недорезанный? Да ведь ты именно этого и хотел!»

Данная мысль нуждалась в подкреплении действием. Бриджит восторженно взвизгнула, когда Фома резко опрокинул ее навзничь, и принялась стонать и вскрикивать так, что, наверное, в соседнем оазисе было слышно. Когда свершилась кульминация, первая мысль Фомы была о Борьке. Вот будет номер, если ученик, против ожидания, приперся в гости и торчит сейчас под дверью, слушая и ухмыляясь. Надо бы и ему подыскать девку помоложе… Пора уже.