Феодал

Толстогубые рыбы с глупыми мордами вновь окружили его во сне и свободно парили в зеленоватой мутной толще, бессмысленно тараща глаза на застрявшего в клейкой среде человека, отчаянно пытающегося освободиться. Они не понимали, чего желает это странное извивающееся существо. Рыбы глотали воду, шевеля жаберными крышками. Вот как надо дышать. Воздух – зачем он? Чего хочешь ты, непонятный? Кто ты? Кому нужен? Если можешь, так всплывай, не жди. Скатертью дорога.

Но если ты не в силах всплыть – зажмись и не дергайся. Что, не хочешь?..

А придется.

Потому что нельзя уметь делать все, что захочется, и оставаться при этом обыкновенным смертным. Пока ты человек, всегда найдется что-то сильнее тебя.

Запомни. Это так верно, железобетонно верно, и так просто.

Проще некуда.

Глава 3

Когда Фома проснулся, его одежда была уже выстирана и высушена Автандилом, а на столе стоял скромный завтрак. На сей раз брага не была предложена: пить перед выходом – себя не беречь.

Самое главное – вокруг не валялось никаких гипсовых форелей, не говоря уже о более причудливых порождениях сна. Иные из них бывают столь велики размерами, что непременно порушили бы Автандилову «саклю». Как все-таки здорово, что Плоскость, почти сплошь состоящая из аномальностей, столь скупа на места, где материализуются сны! Строго говоря, в каждом нормальном феоде есть только одно такое место. Будь два, расположенных не рядом, а поодаль друг от друга, – и рано или поздно обязательно возникнут два феода и два феодала. Не сыщется ни одного – не будет и феодала, хотя оазисы останутся. Наверное, где-то есть такие места…

Фому передернуло, отчего он окончательно проснулся. Это надо же – жить вольным крестьянином, не имея ни элементарной утвари, ни простейших орудий, пусть эфемерных. А главное – жить вечным отшельником без связи с другими людьми. Робинзоном без Пятницы и без надежды. При том, конечно, условии, что заброшенному на Плоскость человеку вообще удастся добраться до оазиса без помощи феодала, что само по себе маловероятно…

Фома сам не понял, сколько времени проспал. Наверное, много. Не Автандила же спрашивать – сколько; он часов не наблюдает. Уступив дорогому гостю свою лежанку, хозяин, кажется, не ложился вовсе. Пролезая в ветхие штаны, Фома обнаружил, что прорехи аккуратно заштопаны. Ну да, верно: в прошлый раз Автандил получил иголку и нитки… эфемерные, конечно. Год-два штаны еще продержатся, и на том спасибо.

Фома вздохнул. Как ни береги одежду, что была на тебе, когда ты попал сюда с Земли, она снашивается, и неизбежно приходит время облачаться в эфемерное, выспанное. А штаны не катушка ниток и гораздо раньше обратятся в пыль – положим, без штанов не замерзнешь, но мало приятного ходить, отсвечивая задом. На Плоскости нет животных со шкурами, подходящими для шитья одежды. Здесь слишком жарко, чтобы хоть кому-нибудь удалось вырастить лен, хотя попытки были очень настойчивыми. И хлопка нет. То есть, возможно, он есть где-нибудь у дальних соседей, но поди проверь, что у них есть. Во всяком случае, на обмен он не поступает…

Решено: как только у Автандила начнет плодоносить виноградник, половину семян надо будет забирать в счет оброка и менять их на семена хлопка. Только на них и ни на что другое.

Найдутся умельцы прясть и ткать. Человек всему может научиться. Никто ведь не требует, чтобы получались ткани экстракачества. Главное, чтобы они вообще получались. А шить одежду – это уже совсем просто…

Думая так, Фома ел и болтал с гостеприимным хозяином. Странное дело: в отношениях с Автандилом он частенько забывал о том, что эта земля – его и что Автандил, как все, сидит на оброке, платя феодалу за оазис и право на жизнь. И когда хозяин приволок мешок муки, Фома почувствовал неловкость и сделал протестующий жест.

– В другой раз возьмешь, да?

– Совсем не надо. Я у тебя ел, пил, мылся…

– Зачем обижаешь, дорогой? – Автандил нахмурился. – Ты пришел – мне радость принес, да. Я на одном месте сижу, как дерево, а ты много ходишь, большое дело делаешь. Скольких ты людей выручил? Есть у тебя время землю копать? Кушать феодал должен, да? Ходи, встречай людей, учи их. Без феодала совсем никуда не годится. Бери, не обижай.

Спорить с его логикой было невозможно, как невозможно таскаться по Плоскости с пятипудовым мешком на плечах. Иные земледельцы с трудом могли прокормить себя, а Автандил снимал хорошие урожаи. Сам молотил, сам веял, сам молол зерно. Вздохнув, Фома выудил из рюкзачка белый от муки мешочек, похожий на наволочку от небольшой подушки.

– Отсыпь сюда немного. Чур, не до верха. Остальное – потом. Я к тебе теперь почаще заходить буду, а ты угощение тоже в оброк ставь. Не спорь! – упредил он возражение. – Не спорь и не обижайся, а пойди навстречу. Ну ты сам подумай: как я все это потащу? Грыжу наживу только. Зачем мне грыжа? Плохой это оброк.

– Точно будешь чаще заходить, да? Обещаешь?

– Ну конечно!