Феодал

На восьмой день его выписали из успевшей надоесть больницы. Еще до того он узнал, что находился, оказывается, в предынсультном состоянии – таков был диагноз. Фома не спорил. Он покидал больницу с «промытыми мозгами» и ничего не имел против такой промывки. Расширили сосуды – раз. Тромбов не будет. Подкормили извилины чем-то питательным – два. Им полезно. Кто ж станет возражать?

А от томографии вреда, наверное, нет никакого.

Он взял частника и поехал домой. В фирму отчего-то не хотелось.

Из дома он позвонил секретарше и объявил, что берет двухнедельный отпуск. Дал отбой и подумал: мало. Ну, там видно будет… Пусть три Саши поднапрягутся, авось не завалят дело…

Вспомнив о деле, он засмеялся, и в смехе его хорошо различались глумливые нотки. «Дело»! Интересное занятие нашел себе земной оригинал – дурить состоятельных лохов! Интересную цель преследовал в жизни! Стать еще богаче, еще влиятельнее, еще круче, прибрать к рукам то и это, а преуспев в бизнесе, преуспеть и в политике – ну и зачем, любопытно знать? Чтобы и дальше дурить лохов? На любом уровне, куда бы ни вскарабкался? В идеале – на государственном?

Никогда прежде гендиректор «Астропульса» не задавался этим простым – убийственно простым! – вопросом: зачем? Камо грядеши? Подразумевалось, что ответ ясен.

Ни хрена он не был ясен, откровенно говоря.

Зато в отношении Экспериментатора Фома научился чувствовать нечто вроде признательности. Не убил ведь. Не задавил каблуком лабораторную крысу, покусившуюся на исследователя. А мог бы.

Нет, взял за шкирку и выбросил вон. Строго говоря, не выбросил даже, а вернул в клетку, в контрольную группу. Гран мерси. Кто мешал Экспериментатору в сердцах зашвырнуть подопытного человечка в любую часть любой известной ему вселенной? Решительно никто.

Не зашвырнул ведь. Аккуратный…

Чего уж совсем трудно было ожидать – слил копию с оригиналом. Дважды гран мерси. Хотя, может, так ему было проще?

Фома не знал ответа и не надеялся его получить. Экспериментатор не станет разговаривать с крысой, а если и вздумает вдруг, то что крыса поймет? Но результат более чем устраивал.

Мечталось о меньшем: просто вырваться, увидеть вновь Землю. Хоть Сахару, хоть Антарктиду, хоть джунгли острова Борнео. Лучше, конечно, какую-нибудь населенную местность. Пусть даже не Россию, а Кот д’Ивуар или Каймановы острова. Быть выброшенным там без денег и документов. Язык (пиджин-инглиш) куда-нибудь довел бы. В России, конечно, пришлось бы бомжевать на первых порах… А, чепуха! По сравнению с Плоскостью – ерунда полная. Мелкая, решаемая проблема. Подобные проблемы кажутся серьезными лишь для тех, кто никогда не покидал Земли…

Расслабляться, конечно, не стоило. Спустившийся с Гималаев альпинист ломает ногу, споткнувшись на ровном месте. Рекордсмен в давно запрещенных трюках над Ниагарским водопадом, плясавший на ходулях на тросе, протянутом над ревущей бездной, разбогатев на своем шоу, начинает вести спокойную жизнь обывателя – и насмерть разбивает голову о тротуар, поскользнувшись на банановой кожуре. А финал хорошо запомнившегося фильма «Плата за страх»?

Нет уж.

Там, на Плоскости, Фома не был уверен, что, оказавшись на Земле, захочет встретиться со своим земным двойником. К чему? Плюнуть ему в лицо? Морду набить? А смысл?

Теперь мысль набить морду совсем потеряла актуальность. Морда-то – своя.

Стала своей. А ее бывший хозяин уже не высовывался, безропотно позволяя Фоме пользоваться своей памятью: где в квартире что лежит, кто звонит по мобильнику и что надо ему ответить, как расплачиваться кредитной карточкой в супермаркете.

Исчезли оставленные Плоскостью шрамы от ран и ожогов. На второй день после выписки из больницы они начали было проявляться наподобие стигматов, но потом рассосались и сгинули окончательно. Остался лишь шрам на колене, полученный в детстве при падении с велосипеда.

Фома был дома.

Квартира показалась ему роскошным дворцом, хотя, разумеется, таковым не была. Обычная трехкомнатная квартира в хорошем доме, выстроенном в престижном московском районе. Фома дивился санузлу. Биде, джакузи, полы с подогревом – зачем все это? Кого тешить?

Звонили из фирмы. Он рычал в трубку, чтобы выруливали сами, не мешая больному выздоравливать. А про себя уже решил: хватит. Выйти из этого бизнеса. Акции – продать. Всю жизнь, что ли, заниматься смешным и недостойным делом? Кто сказал «всю»? А вот выкуси!

Не может быть, чтобы мир за эти годы изменился настолько, чтобы нельзя было найти себе в нем достойное занятие. А если нет – тогда уж лучше назад, на Плоскость! Но нет, занятие, конечно, найдется…

Он вписывался в новую жизнь с большой осторожностью. Лишь на третий день позволил себе долгую прогулку, да и то не по улицам, а в лесопарке. Ловил весенние запахи, слушал воробьиный гвалт, видел наполовину перелинявшую тощую белку – и улыбался, улыбался… При виде посторонних он прятал улыбку, что давалось непросто. А еще сложнее было научиться относиться к людям, не ведающим о Плоскости, без тени отеческой снисходительности к несмышленышам.