Феномен

Сын и впрямь не был похож на Потапова, удался в мать. А в остальном — что ж, здоров, неглуп, симпатичен. Вот только холодноват в семье. Да и в кого ему горячим быть? Не скрытен — пренебрежителен. Как где-то в седьмом классе выскользнул из рук, так до сих пор и не заманить его обратно в друзья. Потапов догадывался, что Сергей презирает его за принадлежность к «административно-бюрократическому клану» (пятнадцать лет на унылых должностях зама по производству ликерно-водочного, парторгом стекольного и теперь вот — директора обувной фабрики), что Сергей водится с какими-то умниками, которые питают его гнусной философией отказа от семьи, общества, что сынок его что-то там такое почитывает с машинописных листов, что в Технологическом он изнывает от скуки и что держится он в институте благодаря отцовской фамилии. Нет, не блажью всполошившегося родителя, но пробудившимся долгом отца объяснял себе Потапов свои недавние действия, когда пришлось говорить с малознакомым полковником из военкомата, просить, чтобы взяли близорукого Сергея в армию до истечения отсрочки.

А в результате и сам Потапов не то чтобы не любит сына — побаивается его. Как побаиваются не тайны — секрета. В итоге — печаль.

Позже, когда Потапов пристальнее посмотрит на себя, когда над ним рассеются ветры сомнений и спадет нервная мгла с души, обмороженное безлюбьем сердце Потапова ощутит в отношении своей неудачной семьи подобие благодарности — за толчок (или пинок) в сторону обретения Потаповым себя, или свободы, что одно и то же. Но это — потом. А сегодня в мыслях… снотворные таблетки, призрачные, книжные, вернее — телеэкранные цыгане, сами книги, глыбистой, еще недвижной лавиной нависшие над его диваном, божьи коровки, джинсы, вздорные мысли и все остальное…

Перед дверью сына полуодетый Потапов раскачал правую руку, нелепо помахав ею возле головы, затаил дыхание и неуклюже, с лакейской опаской постучал костяшками пальцев о филенку. Створки разошлись. В дверях стояла девушка. В розовых блестящих штанах-бананах. Вся какая-то лучистая, изящная, почти прозрачная. На губах дерзкая (от страха?) улыбка. Подсиненные, расплывчатые, детски неглубокие глаза увеличены вширь всеми доступными способами до состояния изумления и даже ужаса.

— Здравствуйте, меня зовут Настя. А вы — Иван Кузьмич.

— Вот именно, — усмехнулся Потапов внезапно, как чихнул. — Прошу прощения за мой видок, но мне, знаете ли, необходимы старые джинсы. Чтобы ехать за город.

— За грибами?! Возьмите меня с собой? — Девушка отпрыгнула с прохода назад и одновременно вверх, словно пускаясь в пляску.

— Сергей! — позвал Потапов, не переступая порога.

— А его нет.

— То есть как это «нет»?

— А мы поцапались. Я ему жениться на себе предложила, так он чуть в форточку не вылетел. Как муха навозная. Слово за слово, обо всем понемногу. Я ему: хочешь мужиком стать — иди в армию служить. В десантники! Оттуда знаете какие лихие ребята возвращаются? А Сережа ваш про какую-то близорукость объясняет. Хотя очков никаких не носит. Что вы так на меня смотрите, Иван Кузьмич? Разве я не дело говорю? Сережа здоров, спортивен. Проявил бы себя в экстермальных условиях… В институт бы с боевой медалью вернулся, а то и с орденом!

— В каких, в каких условиях?! — наливался смехом Потапов.

— В экс… ну, знаете сами, о чем говорю. Он бы — в десантники, а я — ждать. Вот здесь, в его комнате. Хоть три года.

— Шутить изволите?

— Нет. Фантазирую всего лишь. Иван Кузьмич! — Девушка схватила Потапова за руки и, мгновенно обмякнув, повисла на его руках, будто сознание потеряла. — Дяденька миленький! Не гоните… Устройте лучше на работу. Возьмите секретаршей к себе. У вас уже старенькая секретарша. А я мигом на машинке стучать научусь. Буду вас чаем поить.

— Постой, постой… А как же Сергей? Почему ты про армию заговорила? Ты что, с военкомом… полковником Булановым знакома?

— С Булановым не знакома. А Сереже помогу… Если на работу устроите и общежитием обеспечите. И сыночка ему рожу!

И тут девушка вновь обрела олимпийское спокойствие, от попятившегося Потапова отшатнулась, словно и не взывала только что о помощи, а всего лишь гимнастическое упражнение проделала, восстанавливающее бодрость духа и норму кровообращения.

В коридоре замурлыкал телефон. В трубке — голос Сергея:

— Ушла?

— Кто? — не сразу нашелся Потапов. — A-а… Нет еще. Что передать?

— Ничего. Понимаешь, отец… По-моему, она ненормальная. Агитирует в десантники. Это с моей-то близорукостью!

— Близорукость минимальная. Минус единица.

— И вообще желает: «Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой». Ее песенка. Отправь ее куда-нибудь. Только осторожно.

— Она что же — твоя невеста?

— Ты ш-штоо?! Знаешь, она такая настырная оказалась! Вдобавок ей жить негде, как выяснилось. Покорми и отправь. Постой, а ты разве не на работе еще?

— Так надо. Где у тебя старые джинсы?

— На спинке стула. Под рубахой, кажется. Ты чего — за грибами?

— К цыганам! А ежели повезет — в десантники!

— Не понял…

— Подробности письмом, сынок.