Феномен полиглотов

Бельгийское многоязычие обусловлено экономическими причинами (страна находится в огромной зависимости от экспорта и импорта), а также малочисленностью населения, говорящего на голландском, – всего около 22 миллионов человек по всему миру. Кроме того, учитывая напряженные отношения между жителями севера и юга страны, официальное многоязычие выполняет в этой стране социальную функцию. Занятия на языковых курсах являются популярной формой досуга и субсидируются государством. Надеваемые бельгийцами языковые маски счастливых людей призваны сгладить экономическую напряженность в отношениях между регионами страны. Однажды я услышал, как кто-то назвал Бельгию «прекрасной лабораторией многоязычия». Другой человек охарактеризовал эту страну как «лингвистическое подобие Сербии». Это прозвучало более правдоподобно.

Прежде чем мы расстались, Декейзер выудил из своей памяти историю, имевшую место в конце 1980-х годов. Один бельгийский банк, ныне не существующий, выступил спонсором конкурса, целью которого было определить самого многоязычного бельгийца. Это была своего рода языковая игра с определенными правилами. Принять в ней участие решили сотни людей. Все они были протестированы на основе краткой беседы с носителями языка, привлеченными из университетов и иностранных посольств.

«Конечно, многие участники заявляли, что владеют гораздо бо́льшим количеством языков, чем на самом деле, – вспоминал Декейзер. – Один из моих коллег принимал участие в тестировании человека, утверждавшего, что он знает хинди. Этот человек действительно много знал о хинди и немного говорил на этом языке, но можно ли было на этом основании согласиться с тем, что он знал хинди?»

Декейзер так и не смог вспомнить ни названия банка, проводившего конкурс, ни имени победителя, ни того, насколько многоязычным он или она оказался. Он лишь предположил, что количество языков оказалось не слишком большим. По его словам, возможно, их было восемь.

«Это же реальный, живой гиперполиглот, навыки устной речи которого были оценены экспертами», – подумал я. Вот с кем я точно хотел бы встретиться.

Глава третья

Я разглядывал через окно гостиничного номера пламенеющие, будто угли, красные крыши и оранжевые стены домов Болоньи. Где-то там, внизу, скрывался секрет Меццофанти. Каждое утро я просыпался пораньше, чтобы посмотреть, как солнце постепенно заливает светом крыши домов, собор и две высокие башни, Due Torri[4]. Гремящий лифт доставлял меня на первый этаж, и через узкую дверь я выходил на улицу, где лишь рокот мотора проезжавшего по брусчатке одинокого скутера тревожил утреннюю тишину.

По дороге к библиотеке, в которой хранился архив Меццофанти, я обычно заходил в бар, где заказывал чашку кофе и пирожное. В первое утро в Болонье моих познаний в итальянском хватило на то, чтобы произнести «un espresso», а затем мне оставалось лишь кивать и пожимать плечами. Кого волнует, насколько хорошо приезжий иностранец говорит на местном языке? К концу недели я уже реже применял язык жестов и мог сказать: «per favore», «un espresso e un dulce» и «como pagare»[5]. Я также выучил универсальную фразу «non posso parlo italiano»[6], которая никогда меня не подводила.

Остановившись около памятника Луиджи Гальвани, физика и электрофизиолога XVIII века, открывшего, что при сокращении мышц возникают электрические явления, я читал английскую газету в ожидании, когда откроются ворота публичной библиотеки Арчигинназио. Это здание представляет собой дворец, построенный между 1562 и 1563 г. Затем, до 1803 г., в нем размещался университет, который в 1838 г. уступил место городской библиотеке, и теперь внутренний двор и просторные залы представляют историю Болоньи в миниатюре. Во время Второй мировой войны большинство помещений пострадали от бомб союзников, однако, к моему счастью, архив Меццофанти удалось сохранить. В одно из посещений библиотеки я попал в анатомический театр – большой зал со стенами, обитыми деревянными панелями, на которых установлены статуи античных ученых и врачей. Разрушенные в результате бомбежки, эти статуи восстановлены, и теперь, как и в эпоху Возрождения, взирают со стен на стоящий в центре зала мраморный стол, который служил для проведения вскрытия тел казненных преступников в интересах медицинской науки. Впрочем, предметом тогдашних медицинских исследований никогда не становились внутренние органы или мозг гиперполиглотов.

Я представлял себе фантастические картины того, как пройдет мой первый день среди редких рукописей. В своих фантазиях я волшебным образом овладевал итальянским языком, вскрывал покрытую слоем вековой пыли крышку ящика с документами и находил среди них, возможно, даже пергамент, на котором кровью написан договор с Мефистофелем, обещавший даровать неограниченные языковые способности в обмен на человеческую душу. Со столь неопровержимыми доказательствами тайна Меццофанти была бы немедленно раскрыта.