— Вот и хорошо, — кивнул Батист, запихивая в рот кусочек рыбы. — А то развел тут антимонию. Никогда не задавайся вопросами, они к хорошему никого не приводили. Живи, как душа того требует. Все висим на ниточке. Стоит судьбе легонько дернуть и — прости- прощай! А ты рассуждаешь. Да просто живи, наслаждайся каждой минутой. К примеру, вот эта камбала. — Он вытащил застрявшую в зубах кость. — Плавала себе спокойно в море и еще жила бы много лет. Что ее подвело? Любопытство. То есть вопросы, которые она задала себе, увидев сеть: что такое? для чего? Тут ей и пришел каюк. «Отчего после форты это, отчего то?..» Да не все ли равно? Главное, ты почувствовал себя сильным, всемогущим. Не так ли? Тебе стали до лампочки все дурацкие условности, эти сети для ловли свободного духа, ты как бы воспарил над ними и над глупым человечеством. Вкусив форту, ты шагнул на более высокую ступень бытия, возвысился над другими. И с этой ступени тебе стали видны все пороки и слабости. Так почему бы не помочь другим стать сильней и мудрее? Я слыхал, ты ходишь в «Амикецо»? Вот и сплавь туда форту. Глядишь, оставят инвалиды свои коляски, костыли и побегут. Вредные побочные действия? А разве есть лекарства без них? Зато сколько плюсов!
Вспомнив об агрессивной, наглой энергии, прущей из него, Гали хотел было возразить, но Батист налег на стол, приблизив к нему лицо в черных точках угрей, и гипнотически обволакивающим полушепотом продолжил: — Есть еще нечто колдовское в этом зелье. Вместе с силой человек обретает смелость и удачу в делах. Я уже три года пью форту, и мне везет во всех мероприятиях. В этом нет никакой мистики — форта раскрывает мои творческие способности. Ты будешь задаром пить ее, но при условии: если поможешь в ее сбыте. Поскольку препарат не запатентован, надо соблюдать осторожность. Впрочем, если тебе он придется по душе, в накладе не останешься. С каждых десяти тюбиков плачу по червонцу. — Он встал и хлопнул Гали по плечу: — Я знал, что мы договоримся. Теперь идем, покажу хоромы. Через пару лет при усердии и сам сможешь иметь нечто подобное. Конечно, если будешь мозговитым. — Он шумно отодвинул стул и повел Гали по коридору. — Вот, — не без удовольствия распахнул одну из дверей, и Гали увидел комнату с длинными рядами стеллажей, на которых выстроилось такое количество книг, что составило бы честь любой общественной библиотеке.
— Ничего себе! — присвистнул он.
Тяжелые тома энциклопедий, блестящие позолотой и серебром собрания сочинений классиков, потемневшие от времени антикварные книги — и все это богатство в частной коллекции! Как бы удивилась этому великолепию Айка. Вспомнив об ее увлечении историей, поинтересовался, есть ли что-нибудь историческое.
— А вот, две полки. Тут тебе и Карамзин, и Ключевский, и Тарле. Всего же у меня семь тысяч томов.
— Дали бы почитать Ключевского, — сказал Гали, выбрав фамилию позвучней.
— Ишь ты, я думал ты проще, — усмехнулся Батист, сдувая пыль со снятого с полки тома. — Разумеется, с возвратом.
— Мне бы еще Флеминга, — попросил Гали любимого поэта Айки.
— И Флеминга знаешь? Есть, у меня все есть. — Он влез на стремянку, взял с верхней полки тоненькую книжицу. — На немецком умеешь?
Батист что-то непонятно прокаркал, вероятно, желая убедиться в его знании языка.
— Зябко здесь. — Гали поежился, и хозяин отдал распоряжение долговязому, чтобы тот принес одежду. Вскоре перед Гали лежали новенькие брюки, желтый шерстяной свитер и сандалеты.
— Можешь не возвращать, дарю. — Батист раздвинул в улыбке рот, и Гали заметил странное чередование зубов: белый, золотой, белый, золотой…
Брюки оказались слегка коротковатыми, с ярлыком какой-то иностранной фирмы. Пока он одевался, Батист с Пашкой раздраженно переговаривались за стеллажами, но слов было не разобрать. Когда они вышли оттуда, глаза Пашки были злыми и красными.
— Вот и отлично, — удовлетворенно хмыкнул Батист, увидев одетого Гали. Пошли дальше. — Он толкнул ногой дверь, ведущую из библиотеки в другую комнату, смежную с ней. Гостиная впечатлила Гали меньше, хотя и здесь было на что посмотреть. Деревянные панели, ковры под ногами — все, как в обычной мещанской квартире, но одну из стен сверху донизу заполнял вернисаж художников-пейзажистов, маслом и акварелью живописующих красоты родного края. Классические полотна соседствовали с модернистскими, отчего выставка выглядела пестро, откровенно безвкусно. Вдоль другой стены вытянулись два шкафа с образцами геологических пород за стеклянными дверцами. Здесь были осколки яшмы и оникса, россыпь местных самоцветов, куски известняка с отпечатками рыб и крабов. Рядом стоял небольшой станок для обработки камней — вероятно, Батист занимался ювелирным делом.
— В прошлом я геолог, — пояснил он, подметив интерес гостя к столь необычной коллекции. — Но время меняет нас. Здоровье уже не то, осел на месте и точу потихоньку камешки.