Читаем Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1 полностью

- Это причина, по которой я не принимаю МДА. У меня появляется такое ощущение, будто у меня на плечах надет свинцовый плащ. И я не могу его сбросить. Это все, о чем я могу думать под МДА. Этот наркотик означает для меня потерянное даром время, потому что я вообще больше ничего не чувствую. Никаких прозрений, ни приятных визуальных эффектов, ни образов, ни галлюцинаций. У меня лишь болит спина, и мне хочется поскорее выйти из этого состояния.

- О, милая, - сказал Джон. - И это ты чувствуешь сейчас, под 5-ТОМ?

- Не настолько плохо, но, похоже, и ничего интересного, что могло бы компенсировать физический дискомфорт, внутри меня не происходит, по крайней мере, пока.

Эмма потянулась, зевнула и доложилась:

- Ну, лично для меня это здорово, пока. Он великолепно расслабляет Я трещу без умолку и хорошо провожу время, но я понимаю, о чем говорит Элис, то есть что какого-то продвижения вперед нет. Цвета яркие и дружелюбные, и листья вон того растения на каминной доске приятно движутся, но в другом отношении... ну, у меня такое чувство, если я попробую писать стихи под этим, то у меня не особо получится.

- Хорошо, - сказал Шура. Потом он повернулся к Бену: «А ты, Бенджамино?»

- Я согласен с тем, что он расслабляет, но что до остального, должен признать, что был слишком занят шутками и не обратил внимания. Я не заметил никаких физических проблем. Довольно приятно, на самом деле. Я сосредоточился на психологической стороне и жду, что будет происходить.

В ответ на вопросительный взгляд Шуры Ли, сидевшая на полу облокотившись на кофейный столик, улыбнулась и сказала:

- Я вижу какие-то приятные визуальные эффекты и чувствую себя хорошо, я очень расслабилась. Думаю, особенных прозрений ждать не следует, но сейчас со мной все в порядке. Мне нужно было расслабиться. Мне хорошо, Шура.

Шура слегка повысил голос и спросил: «Дэвид, как ты?» Длинное, тощее тело Дэвида с неохотой поднялось с коврика. Он медленно сел, обнял свои колени, обтянутые брюками из денима, откашлялся и сказал: «Больше всего здесь... э... депрессивных моментов. Я вновь пережил некоторые случившиеся со мной разочарования и крушения надежд. И еще - много одиночества. Я пытался переключиться на другой канал, но это не сработало. Похоже, я буду видеть одну и ту же запись. Боюсь, не слишком положительный отзыв».

Не в первый раз я ощутила острое желание, чтобы кто-нибудь нашел подходящую девушку для Дэвида. Она тоже должна любить химию и приходить от нее восторг, как и он. Или просто любить его и восхищаться им настолько, чтобы смириться с тем, что химия была его первой любовью, его источником жизненной силы. Ей надо было привыкнуть к мысли о том, что в его сердце она будет занимать второе место, пусть даже и частично второе.

Зато ей не придется беспокоиться о соперничестве с другой женщиной; если только с метиловыми группами и сексуальными штуками о четвертой позиции!

Шура поднялся с дивана. «Пойду проверю Джорджа. Я сейчас вернусь», - сказал он.

- Думаю, что попробую сесть за стол. Посмотрим, смогу ли я писать, может быть, начну свой отчет по 5-ТОМ, - сказал Тео. -Подозреваю, что, если буду лежать на полу и ничего не делать, то буду обращать слишком много внимания на неприятные ощущения в теле.

Я смотрела, как он поднимается с пола, и пожелала ему удачи. Он был красивым молодым мужчиной с темной бородой и густыми волосами. Хотя светло-голубые глаза он унаследовал от отца, лицом он пошел в мать. Тео в шутку называл меня своей «злой мачехой», и мы с ним стали очень хорошими друзьями.

Когда Шура спустился вниз, Эмма делилась своими впечатлениями от посещения выставки в Оклендском музее искусств. Шура подошел к Бену и пробормотал ему на ухо: «Пойдем со мной в спальню на минутку. Взглянешь на Джорджа. Мне нужно твое профессиональное заключение». Я увидела, как Шура надевает свои сандалии, которые несколько часов назад он сбросил.

Бен нацепил очки.

Как-то давно Шура сказал мне немного в шутку, что всегда можно понять, когда во время эксперимента случаются проблемы. В этом случае он надевает свои сандалии, а Бен - очки. «Этому есть свое логическое объяснение, - сказал Шура. - Так мы реагируем на проблему. Это первый инстинктивный шаг, позволяющий настроиться, собраться и приготовиться иметь дело с вышедшей из-под контроля ситуацией».

Я пошла в столовую. Там сидел Тео и что-то писал в своем блокноте. Я села за стол напротив него и сказала: «Твой отец пригласил Бена посмотреть на Джорджа. Должно быть, что-то происходит».

Тео поднял глаза и спросил: «Что ты думаешь об этом? Рут сошла вниз?»

- Нет. Думаю, я на цыпочках поднимусь туда и все разузнаю. Между прочим, как ты себя чувствуешь? По-прежнему не очень хорошо?

- Мне стало лучше, - признал Тео. - Я сделал кое-какие записи, но это похоже на работу, а не на вдохновение. Наверное, меня не проймет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фенэтиламины, которые я знал и любил

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии