Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском

И он отправился к Завише — конечно, в сопровождении приставленного к нему жандарма.

Материальная сторона поездки была решена.

Жандарм, старый туповатый служака, провожал Феликса и на пристань. Сначала провел его к кассе, заставил при себе взять билет до Нолинска, затем прошел на палубу пароходика, совершающего рейсы в верховье Выи. Поднес даже тючок с вещами Феликса и благосклонно помахал ему с пристани, когда пароходик «Жемчужина», вспенивая воду гребными колесами, медленно отвалил от дебаркадера.

Феликс, стоя на палубе белоснежной «Жемчужины», тоже махнул рукой жандарму. Он был свободен! Свободен от тюрьмы, от камеры. Пусть он политический ссыльный, но сейчас он может дышать полной грудью, может подставить лицо осеннему солнцу. А рядом уже не мозолит глаза жандарм.

Пароходик выбрался на середину реки. Плицы взбивали пену, в воздух летели мелкие брызги. Легкий ветерок гнал влажный туман на корму, и он, точно росой, покрывал и деревянные поручни, и палубу, и Феликса.

С кормы открывался весь город, стоящий на высоком берегу реки. Еще можно было различить фигуру жандарма, который медленно поднимался от пристани в гору, придерживая рукой шашку.

В Нолинск пароход пришел утром. На пристани толпились люди — то ли встречающие, то ли просто пришедшие от нечего делать поглазеть на прибывших, услышать новости, получить хоть какие-то новые впечатления...

Феликсу предписывалось явиться в полицию и сообщить о своем местожительстве. Когда он сможет это сделать? Каким будет его новое местожительство? Растерянно оглядываясь, он спустился с «Жемчужины» на дебаркадер и по сходням, пружинящим под ногами, сошел на берег.

— Вы ссыльный? — Перед Феликсом стоял молодой человек с выбивающимися из-под фуражки кудрявыми волосами, в сапогах и косоворотке, подпоясанной тонким кавказским ремешком.

— Да. Но почему вы решили, что я ссыльный?

— Э! Сову видно по полету! — усмехнулся незнакомец. — Давайте знакомиться: Якшин Александр Иванович... Где вы остановитесь?

— Да не знаю... — Феликс назвал себя.

— Тогда идемте ко мне. Понравится — останетесь. Нет — подыщем что-нибудь другое. Достоинство моего жилья уже в том, что отсюда оно совсем близко.

Александр Иванович взял у Феликса саквояж, оставив ему портплед.

— Откуда? Какого направления? Эсер, анархист? — забросал он Феликса вопросами, когда они шли вдоль реки.

— Из Ковно... К партии не принадлежу, склоняюсь к марксистам, — осторожно ответил Феликс.

— Тогда мы найдем общий язык! — воскликнул Якшин. — В Нолинске порядочная колония ссыльных социал-демократов. Сегодня же вас познакомлю...

Они подошли к рубленому домику, стоявшему на берегу.

— Располагайтесь! — Жестом гостеприимного хозяина Александр Иванович обвел тесную каморку, где едва умещались кровать, деревянный диванчик да складной ломберный столик, притулившийся у маленького, как в баньке, оконца.

— Я вас здесь совсем стесню... Может быть...

— Ничего, ничего. Тесновато, конечно. Зато чудесные хозяева. И кормят вкусно, а главное — недорого. Располагайтесь, а я предупрежу товарищей.

Александр Иванович вернулся, когда Феликс успел сходить на речку. Вода была холодная, как в колодце. Феликс только умылся и обтерся влажным полотенцем, крякая от удовольствия, от ощущения бодрящей свежести, вливающейся в тело.

Вечером пошли в гости. Пили чай из самовара, ели вкусные шаньги. Феликс все не мог распробовать, какими это кисловато-сладкими ягодами были они обильно начинены...

За столом хозяйничала девушка с тяжелой русой косой, обрамлявшей тугим венком красивую голову, — Маргарита Федоровна.

Говорили о разном. Темы менялись, разговор перекидывался с одного на другое. Рассказывали, будто в Париже изобрели чудесный аппарат — синематограф, похожий на детский волшебный фонарь, только фотографии на экране оживают, люди ходят.

На другом конце стола кто-то рассказал о новой работе: «Развитие капитализма в России», она должна выйти в свет в петербургском издательстве. Автор убедительно доказал неизбежность развития капитализма, разгромил народников, отдельные главы книги ходят уже по рукам и вызывают большой интерес.

Заговорили о социальных и географических исследованиях, открытиях, вспомнили Роберта Пири, который не оставляет намерения открыть Северный полюс. Неутомимого путешественника влечет к себе эта недоступная точка земли, где нет ни стран света, ни времени суток в нашем обычном представлении...

Затем, путями каких-то сложных ассоциаций, разговор перешел на литературу, на романы Тургенева. Маргарита Федоровна восхищалась писателем, Феликс принялся решительно возражать. В спор втянулись все остальные.

— Тургенев — прекрасный психолог, — говорила Маргарита Федоровна. — Вспомните, как он выписывает характеры! — Она налила желающим чаю, долила фарфоровый чайник. От нее веяло теплотой, домашним уютом, словно она успела уже обжиться в ссылке. А может быть, просто не показывала, что тяготится своим изгнанием...