Затем неопределенные слухи стали обрастать новыми подробностями. Из посольства от доктора Рицлера поступили списки адресов, по которым якобы можно найти преступников. Рицлер располагал даже текстом антигерманской листовки, который он и приложил к спискам адресов. Листовку прислали в переводе на немецкий язык, оригинала не было.
У председателя Чрезвычайной Комиссии складывалось впечатление, что немцы сами занимаются расследованием, что у них существует своя посольская контрразведка. Но чего-то они не договаривают, уклоняются от ясного ответа на вопрос, откуда им все это известно. Тем не менее оперативные работники из ЧК провели обыски в квартирах, указанных советником Рицлером. Но ничего не обнаружили. За отсутствием улик пришлось задержанных освободить.
Тогда появилась мысль: может, кто-то шантажирует сотрудников германского посольства? Им подбрасывают ложные сведения ради каких-то целей?.. Все оставалось неясным и непонятным.
И вот неделю назад через замнаркома иностранных дел поступил новый материал из германского посольства. На этот раз сообщали, что на сотрудников посольства и представителей Советской власти готовится покушение. Доктор Рицлер настаивал: надо сегодня же в девять часов вечера — именно в девять — послать людей на Петровку, в дом 19, для обыска и ареста преступников. Доктор предупреждал: если там обнаружат зашифрованные материалы, надо немедленно доставить в посольство, где их тотчас же расшифруют. Советник посольства назвал даже фамилию хозяина квартиры — Адрианов. У него живет якобы англичанин Уайбер, на него и следует обратить особое внимание, Уайбер и есть главный организатор заговора.
— Ну, что вы об этом думаете? — спросил Дзержинский, когда Мартин Лацис доложил ему о документах, поступивших из немецкого посольства.
— Чувствую себя, как бычок на веревочке, — ответил Лацис. — Иду, куда меня тянут... Создается впечатление, что немцы сами занимаются расследованием, а когда у них не получается, обращаются к нам.
— Нам, видимо, не доверяют, — добавил Петерс.
— Так вот, надо об этом прямо и сказать немцам, — заключил Дзержинский. — Пусть не мешают нам работать... А обыск по новому адресу надо провести и появиться там точно в указанное время.
Ровно в девять оперативная группа чекистов была на Петровке. Мистер Уайбер назвал себя учителем английского языка, уверял, что политикой не занимается, не имеет к ней никакого отношения. Но в книге, лежавшей на столе, обнаружили зашифрованные записи. Англичанин сказал, что впервые видит эти листочки, не понимает, как они могли попасть в его книгу...
Один из листков отправили в германское посольство. Наутро получили его обратно. В расшифрованной записке ничего существенного не сообщалось, но в ней упоминалась осведомительница германского посольства. Однако вместо фамилии стояло многоточие. Доктор Рицлер по-прежнему не доверял чекистам.
Феликс Эдмундович позвонил замнаркому иностранных дел и попросил передать в посольство: он настаивает на том, чтобы доктор Рицлер познакомил его с осведомителем и передал в распоряжение ЧК дополнительные материалы, имеющиеся в посольстве.
Доктор Рицлер сам приехал к Дзержинскому. Сопровождал его лейтенант Миллер, заместитель военного атташе. Советник привез ключ от шифра и пообещал на другой день привезти к Дзержинскому главного осведомителя. Сделать это он согласился при одном условии: осведомителю будет гарантирована полная неприкосновенность.
Дзержинский спросил:
— Скажите, доктор, чем объяснить недоверие, которое проявляет к нам германское посольство?
— Откуда вы это взяли? — возразил Рицлер.
— Я говорю на основании фактов. Ну, например, даже в записке, которую расшифровали, вы не называете фамилию осведомительницы. — Дзержинский протянул Рицлеру расшифрованный текст. — Согласитесь, что это затрудняет расследование.
— Нас уверяют, что ваша Чрезвычайная Комиссия смотрит сквозь пальцы на заговоры, направленные против безопасности членов германского посольства! — выпалил Рицлер. Он заколебался, но все же добавил: — В том числе и вы, господин Дзержинский... Это понятно. В ваших глазах германское посольство представляет страну, которая продиктовала условия перемирия, не совсем выгодные для России. Мы с вами еще далеко не друзья... Граф Мирбах участвовал в подготовке Брестского договора, который вы называете «похабным».
— Благодарю за откровенность... Но вы смешиваете две стороны вопроса — личные и государственные отношения. Разрешите мне тоже быть откровенным. Что касается лично моей точки зрения, вы, может быть, и правы: у меня нет симпатий к стране, вернее — к правительству, которое могло так поступить с Советской Россией. Но в то же время на мне лежит ответственность за охрану государственной безопасности, в том числе и посольств, аккредитованных в Москве. Не так ли? Поэтому все, что вам сообщают, — выдумка и чепуха. Меня интересует иное: кто и зачем это делает? Вам не кажется, что вас кто-то интригует, господин советник?
— Для чего? — недоуменно спросил Рицлер. — Денег за это никто не получает.