Фельдмаршал Румянцев

Императрица Екатерина вспоминала: «…Мы узнали, что 14-го числа произошло Цорндорфское сражение, самое кровопролитное во всем столетии; с обеих сторон считали убитыми и ранеными по 20-ти тысяч человек; мы лишились множества офицеров, до 1200. Нас известили об этом сражении как о победе, но шепотом передавалось известие, что потери с обеих сторон были одинаковы, что в течение трех дней оба неприятельских войска не смели приписывать себе победы, и что наконец на третий день Король Прусский в своем лагере, а генерал Фермор на поле битвы служили благодарственные молебны. Императрица и весь город были поражены скорбью, когда сделались известны подробности этого кровавого дня; многие лишились родственников, друзей и знакомых. Долгое время только и было слухов, что о потерях. Много генералов было убито, ранено либо взято в плен. Наконец убедились в неспособности генерала Фермора и в том, что он вовсе человек не воинственный… Румянцева обвиняли в том, что, имея в своем распоряжении 10 000 человек и находясь недалеко от поля битвы, на высотах, куда к нему долетали пушечные выстрелы, он мог бы сделать битву более решительною, если бы ударил в тыл Прусской армии в то время, как она дралась с нашею; граф Румянцев этого не сделал, и когда зять его князь Голицын после битвы приехал к нему в лагерь и стал рассказывать о бывшем, тот принял его очень дурно, наговорил ему разных грубостей и после этого не хотел с ним знаться, называя его трусом, чем князь Голицын вовсе не был; несмотря на победы Румянцева и на теперешнюю славу его, вся армия убеждена, что он уступает Голицыну в храбрости».

Несправедливые слова: Голицын бежал с поля боя, не его ставить в пример героям.

В таком двусмысленном положении оказался Румянцев после Цорндорфа. И ведь как долго держались в памяти современников пересуды о цорндорфской осечке! Крупицы правды есть и в этих слухах, но не забудем: Румянцев ожидал приказа и не имел представления о ходе сражения. Что, если бы армия Фермора побеждала, а ему, Румянцеву, предстояло развивать успех, довершать операцию? При Гросс-Егерсдорфе Румянцев в лесу точно знал, что армия на грани катастрофы — и ринулся спасать товарищей. А тут слишком велика была вероятность ошибки. И только задний ум подсказывает нам, что смелая атака Румянцева могла бы поставить Фридриха на колени.

Сохранившиеся воспоминания и письма русских офицеров того времени показывают, что Цорндорф не подорвал боевой дух, не уничтожил армию морально, хотя и возродил страх перед пруссаками. «Прошедшая наша с неприятелем акция великой ущерб зделала нашей братьи. <…> Однако слава Богу, что еще наша армия в таком хорошем состоянии… <…> не толко отпор зделать но окотовать [атаковать] может… <…> саддаты бодры и жадны, и мы все веселимся и желаем, чтоб еще с неприятелем увидется», — храбрился в частном письме Афанасий Невельской.

Пётр Александрович, конечно, желал отличиться, загладить двусмысленное впечатление от Цорндорфа. И в конце сентября именно Румянцев столкнётся с пруссаками при Пас-Круге. «В шесть часов поутру генерал граф Румянцев, уведомясь о наступлении неприятеля, сделал предписанной уже сигнал и у Пас-Кругу со всем корпусом собрался; неприятеля, состоящего из 4-х батальонов пехоты от большой части гранодер, при самом конце дамбы ретранширующегося и делающего батареи на вышине, лежащей против самого дама у неприятельского левого фланга нашел. А как скоро только туман миновал и пехота в ея работе видима стала, приказано подполковнику Гербелю, как с траверса, так и с поставленных в правой стороне у перелеска пушек, по неприятелю пальбу производить и бомбы из единорогов и гаубиц бросать. Неприятель своими орудиями равномерно соответствовал, не причиняя однакож никакого вреда, еже продолжалось до девяти часов. А тогда усмотря граф Румянцов, что бомбы наши неприятелю большого вреда не причиняют и неприятель две колонны формирует, показывая вид к атаке одною чрез дам, а другою в правую сторону чрез болото, где оное несколько осохло и переходимо, производя с правого своего флангу непрестанную пушечную пальбу по нашим солдатам, кои в самое то время для пресечения ему пути до самого болота траверс продолжать стали, приказал ста человекам гранодерам с одним единорогом и гаубицею занять вышину близ дама лежащую, а расположенной от самого Пас-Круга до казацких кошей пехоте движение сделав, приступить в виду неприятельском к самому мосту и его верить заставить, что сим сильным стремлением вознамеренность конечно чрез дам для форсирования его идти.