Фельдмаршал Репнин

В Константинополь посольство вступило 3 октября через Адрианопольские ворота, с распущенными знамёнами, с музыкой и барабанным боем. Князь Репнин ехал на богато убранном оттоманском коне, высланном самим султаном навстречу ему как желанному гостю. В генеральском мундире, увешанный орденами и лентами, он держался в седле величественно, как и подобает представителю страны-победительницы. Его супруга, утопая в мехах, следовала в открытой коляске.

На улице, по которой следовал посольский обоз, было тесно от народа. Всем хотелось посмотреть, какие они, эти русские, с которыми так долго враждовали и которые теперь ехали к ним не с войной, а с миром. Местами возникали такие толпы, что стражам порядка приходилось освобождать дорогу силой.

Вид города будоражил воображение гостей. Здесь было не так, как в России. Плоские крыши приземистых строений, высокие минареты, яркая пестрота одежд, блестящие украшения на чалмах и кинжалах, коричневые полуобнажённые тела черни - в других местах такое вряд ли увидишь. Нищета и роскошь заявляли о себе непривычно вызывающе.

К месту своего расположения посольство прибыло уже в сумерках. Посла с супругой поместили в двухэтажном особняке, построенном в европейском стиле, с большими залами для приёма гостей и комнатами-боковушками для прислуги. Роскошные апартаменты получили в своё распоряжение и сотрудники посольства.

Первый день после приезда прошёл в хлопотах, связанных с размещением людей и имущества, доставленного обозом. Когда всё устроилось, Репнин послал офицеров известить о своём прибытии иностранные посольства. Послы иностранных держав в тот же день направили к нему секретарей, а вскоре и сами приехали. Первыми нанесли визит прусский, австрийский, французский и шведский министры. Французский посланник маркиз де Сент-Приест представился с таким подкупающе весёлым выражением на лице, словно желал показать, что рад русско-турецкому мирному договору больше, чем кто-либо. На его словесные реверансы Репнин отвечал с учтивой сдержанностью: уж кто-кто, а он отлично знал цену этому дипломату. Выполняя волю своего правительства, Сент-Приест не гнушался самыми грязными приёмами, чтобы толкнуть Порту на возобновление войны с Россией.

Австрийский посланник, в отличие от француза, был невесел. При разговоре с ним Репнин улавливал нотки обиды, словно российский посол был виноват в том, что сорвались планы Вены в отношении захвата придунайских княжеств. Впрочем, его настроение сразу поднялось, как только гостей пригласили в столовую к накрытому столу. Здесь всё или почти всё было доставлено из России - чёрная икра, вяленая стерлядь, белужьи спинки, копчёные гуси, солёные грузди и многое другое, чего гости до этого не пробовали.

За угощением разговор как-то сам по себе зашёл о новом султане. Желая щегольнуть своей осведомлённостью, европейские дипломаты охотно делились сведениями - что за человек, характер, привычки. Говорили, что он доводится братом усопшему монарху и что лет ему пятьдесят. Характера твёрдого не имеет. Малодушен, безволен. Одно название - повелитель, реальная же власть находится в руках его сестры и верховного визиря. Ежели где и проявляет себя самодержавным властелином, то разве что в своём гареме. По слухам, гарем великолепный. Однако увидеть султанских красавиц невозможно: их стережёт армия евнухов...

   - А что визирь? - поинтересовался Репнин.

   - Тупой, как все азиаты, - ответил маркиз де Сент-Приест. - В политике разбирается не больше французского крестьянина.

«Знаем, почему так говоришь, - усмехнулся про себя Репнин. - Визирь не послушался твоих советов о расторжении мирного трактата, тем и нехорош стал».

Общение с европейскими послами в Константинополе представлялось Репнину делом полезным и приятным. Однако он ни на минуту не забывал о главной цели своего прибытия в эту страну. Нужно было, чтобы султан подтвердил незыблемость мирного трактата как можно скорее. Между тем в Серале[22] словно забыли о прибытии российского посольства. Проходили дни, недели, а оттуда всё ещё не поступало никаких приглашений. Только 29 ноября в посольство сообщили, наконец, что верховный визирь готов принять российского министра.

Во дворец Репнин поехал вместе с поверенным в делах полковником Петерсоном, маршалом посольства Булгаковым и двумя секретарями. У парадного подъезда прибывших встретили переводчик и два чиновника, к которым вскоре присоединился первый церемониймейстер Порты. После обмена приветствиями пригласили в помещение.

Репнин держался уверенно и независимо, всем своим видом показывая, что явился сюда не как жалкий проситель, а как представитель державы-победительницы, желающий получить то, что дозволяет ему его положение. Пусть не забывают турки, что в доведении дела, начатого в Кучук-Кайнарджи, до логического конца они заинтересованы не в меньшей, а даже в большей степени, чем русские.