Фельдмаршал Репнин

«Неприятельский урон считать мы должны по крайней мере до двадцати тысяч, хотя пленные из-за Дуная, после пришедшие, уверяли доподлинно, что турки чувствуют оной в сорока тысячах наипачей своей пехоты, кроме погибших в лагере, ретраншементе и перед оным, где их по исчислению погребено тысяч до трёх, по пути, где нас атаковала конница, и вдоль за лагерем вёрст по крайней мере на семь кучами лежали побитые тела в превосходнейшем перед указанным числе, коим счета не делано...»

Что до потерь русской стороны, то они составили 343 человека убитыми и 550 ранеными. Победителям достался весь неприятельский лагерь с палатками, обозом, всевозможным имуществом и артиллерией, состоявшей из 130 орудий с лафетами.

Главнокомандующий имел все основания быть довольным своими генералами и офицерами. Но и в этот раз князь Репнин удостоился большей похвалы: много побил турок и потерь в его корпусе оказалось меньше, чем в других соединениях. Правда, у него самого вражеской пулей пробило шляпу, но Бог сберёг ему жизнь.

За победу при Кагуле Румянцев удостоился чина генерал-фельдмаршала. Что до Репнина, то императрица по представлению главнокомандующего наградила его орденом Святого Георгия второго класса и золотой шпагой.

2

После Кагульского сражения в районах боевых действий наступило относительное затишье. Турки и крымские татары явно выдохлись и уже не пытались прорываться на российские территории, как это делали раньше. Не мог не подействовать на поведение турецких военачальников и разразившийся гнев всемогущего султана. Его «всевидящее и всезнающее величество» в наказание за поражение при Кагуле сместил верховного визиря Халил-бея, назначив на его место другого человека. Не удержался у власти и Каплан Гирей: его заменил Селим Гирей. Новые предводители войск, пришедшие на смену старым, настолько боялись султанского недовольства, что считали за благо лучше не рисковать. И не искали больше генеральных баталий.

Такое поведение противника вполне устраивало русскую сторону: сказывалась усталость армии. Ближе к холодам в главную штаб-квартиру стали поступать рапорты от генералов и офицеров с просьбой о предоставлении им отпусков. Румянцев не отказывал: не было причин. В летнюю кампанию люди хорошо повоевали, имеют право и отдохнуть... Ждал он рапорта и от князя Репнина, но тот даже разговора не заводил об отдыхе.

   - Хочется ещё повоевать? - спросил его однажды Румянцев с лёгкой иронией.

Репнин ответил вполне серьёзно:

   - После Кагула турки всё ещё пребывают в состоянии растерянности. Почему бы нам, пользуясь этим, не попытаться захватить придунайские крепости? Думаю, упускать такую возможность мы попросту не имеем права.

Лицо Румянцева сделалось серьёзным:

   - Какие именно крепости вы имеете в виду?

   - Измаил, Килия, Аккерман. Мне почему-то думается, что их можно теперь взять без большой крови.

Румянцев подумал.

   - Вы считаете, что эти крепости сможете взять силами своего корпуса?

   - За полный успех трудно ручаться. Но, как говорится, попытка не пытка. Мне понадобится только осадная артиллерия.

   - Осадную артиллерию получите. Я дам вам всё, что пожелаете. Можете готовиться в поход...

Свои завоевательные действия Репнин начал в Килии. Расположенная на одном из рукавов Дуная, эта сравнительно небольшая крепость имела важное стратегическое значение, поскольку держала под контролем часть речных путей. Кроме турок и татар, в ней проживали греки, армяне, евреи. У Репнина имелись сведения, что горожане жили впроголодь, страдали от болезней. Подвергать опасности жизнь мирного населения - дело не богоугодное. Но война есть война, и, отбросив всякие сомнения, Репнин приказал своим войскам приступить к осадным работам.

Крепость оборонял гарнизон, насчитывавший в своих рядах более четырёх тысяч человек, имевший 64 орудия и 4 мортиры. Оборонительных возможностей у турок было достаточно, и когда, завершив осадные работы, Репнин потребовал от начальника гарнизона капитуляции, тот ответил решительным отказом.

   - Прикажете открыть огонь? - обратился к Репнину бригадир Игельстром, со своими батареями занявший позицию против главных крепостных ворот.

   - Не будем спешить. Сделаем вторую попытку наладить переговоры. Для этой цели необходимо найти кого-нибудь из мирных жителей.

   - Нами задержан один дровосек, возвращавшийся домой из леса, - сообщил Игельстром. - Вон его арба с хворостом, - показал он в сторону дороги.

   - Приведите ко мне этого дровосека, - приказал Репнин.

Вскоре перед ним предстал черноволосый худой человек лет сорока. Как оказалось, это был грек, поселившийся в Килии лет пятнадцать тому назад. Русский язык он знал плохо, но объясниться с ним всё-таки было можно.

   - У тебя в крепости свой дом? - спросил Репнин.

   - Я жил в предместье, и у меня было всё, - отвечал дровосек. - Но комендант, когда узнал, что идут русские, приказал сжечь всё предместье, а жителей поселить в городе. Теперь живу без кола и двора. А у меня жена, дочь... Дочь ещё ничего, но жена болеет.

   - А хворост тебе зачем, коль дома нет?

   - Надо же как-то кормиться. За арбу хвороста миску ячменя дают.

   - Так мало?