Репнин находился в том ретраншементе, что был поближе к высоткам и частично прикрывался артиллерийским огнём. Он не прятался от пуль, держался на виду своих воинов, подбадривая их командами. То, что творилось вокруг, напоминало ему рукопашную схватку с пруссаками в сражении при Гросс-Егерсдорфе, когда солдаты и офицеры генерала Лопухина отчаянно дрались с численно превосходящим противником. В том бою, как и сейчас, он, Репнин, тоже держал в руке обнажённую шпагу. Но тогда он мечтал поразить хотя бы одного вражеского солдата, теперь же об этом и не думал. Шпага в его руке была своего рода символом, знаменем, зовущим к победе. Теперь он понимал, что командир в баталии нужен не как воин, способный заколоть или застрелить нескольких врагов, а как руководитель и, следовательно, главный ответчик за исход баталии.
После четверти часа напряжённого рукопашного боя натиск янычар стал ослабевать. Ещё немного, и вот они уже стали отходить назад. Русские преследовать отступавших не стали, обрадовавшись тому, что выстояли.
- Братцы, а почему они без ружей на нас шли? - допытывался рекрут, первый раз принимавший участие в такой кровавой драке. - У них что, ружей, что ли, нету?
- Ружья есть, не хуже наших, - авторитетно отвечал ему солдат постарше, - только эти, что на нас шли, из особых... Из самых отчаянных, которые перед тем, как в бой идти, ружья оставляют и дают клятву Аллаху - бога своего так называют - драться только таганами. Забыл, как они прозываются. Прозвище у них такое мудреное, что трудно запомнить.
- Страх как дерутся! - с чувством произнёс рекрут. - Думал, не выдержим.
- Ничего, русский солдат всё выдержит.
Когда турки отступили достаточно далеко и угроза их возвращения исчезла, солдаты занялись ранеными товарищами. Что до самого командира корпуса, то он с обнажённой шпагой всё ещё нервно прохаживался по ретраншементу. Для него баталия всё ещё продолжалась. Пехота, слава Богу, нападение отбила. Но у противника кроме янычар были и другие воины, были спа- ги, составлявшие основную часть его кавалерии. Да ещё татарская конница участвовала в нападении. Удалось ли их отогнать?
Руководить отражением неприятельской кавалерии было поручено генералу Замятину. Пока в ретраншементе шла рукопашная схватка, Репнину было не до того. О Замятине он вспомнил только сейчас, когда на поле боя установилась относительная тишина. Почему от него нет донесений и почему не видно больше неприятельских конников?
Генерал Замятин явился собственной персоной. Он доложил, что атака татарской конницы отражена артиллерийскими батареями, расположенными на высотках. Попав под картечный огонь шуваловских гаубиц, татары пришли в замешательство и вскоре повернули обратно, так и не приняв участия в сражении. Их примеру последовали и спаги.
- Своё получили, - удовлетворённо сказал Замятин. - Теперь долго не сунутся.
Репнин с ним не согласился.
- Мне кажется, они повторят свою атаку, и будет она более организованной, чем первая. Абды-паша просто недооценил наши возможности. К тому же значительную часть сил ему приходится держать против нашего отвлекающего полка.
- Наверное, вы правы. Я сам удивился тому, что они не ввели в действие артиллерию. Впечатление такое, что Абды-паша хотел попросту прощупать нас.
- Как бы там ни было, мы должны быть готовы к новой, более тяжёлой баталии. Надо выстоять до подхода главных сил. В ретираду ударимся только в самом крайнем случае.
После короткого отдыха подразделения корпуса вновь заняли боевые позиции, несколько десятков человек было назначено на рытье траншей. Репнин решил довести траншеи до подножия высоток на тот случай, если в ходе новой баталии потребуется для прикрытия батарей направить дополнительные силы.
Люди работали не разгибая спин. Торопиться заставляла обстановка: неприятель мог возобновить наступление в любой час.
К счастью, турки больше не появились. Земляные работы были доведены до конца. А вечером полил дождь, и это ещё больше подняло настроение людей: пока идёт дождь, турки палаток не покинут, сырой погоды они не любят...
Поздно вечером, когда воины, свободные от дежурства в ретраншементах, уже спали, в палатку к Репнину зашёл генерал Замятин. У него возник дерзостный план: ночью, под самое утро, пользуясь непогодой, внезапно атаковать лагерь противника и учинить ему полный разгром. Репнин выслушал его внимательно, но согласия своего не дал.
- Пойти на такое не могу, - твёрдо сказал он. - Нельзя, не забывайте, генерал, что их в три раза больше.
- Их было больше и днём, когда нас атаковали.
- В дневной баталии их преимущество было сведено на нет благодаря нашей артиллерии. Именно оружейные батареи рассеяли неприятельскую конницу, иначе последствия баталии могли оказаться другими. Что до ночной атаки, учинить которую желаете, тут артиллерию применить невозможно. Придётся сражаться врукопашную, а в таких сражениях обычно сказывается численный перевес. Один против троих - это уже слишком.
- Но вы не учитываете преимущества внезапности, - не желал сдаваться Замятин.