Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

Стремительно смеркалось.

Чуть-чуть помедлив, он попрощался с железнодорожниками и решительным шагом двинулся прочь, намереваясь как можно скорее достигнуть выделенной ему квартиры. А там напиться до изумления и хорошенько проспаться. Первый раз в жизни чувство опасности его подвело. Видимо, предвкушение бешеных денег довело до паранойи.

Стало темно.

Ухач-Огоровский прямо оттаял немного. Кто его в этой темени разглядит?

– Нихао![13] – раздался хриплый голос откуда-то с боку.

Не медля ни секунды, находящийся на взводе полковник выхватил револьвер из кармана галифе и выстрелил на звук. Он давно держал его там в руке, опасаясь нападения. Нервы были ни к черту, а это немного успокаивало.

Выстрелил и словно под каким-то озарением побежал вперед. Николай Александрович никогда так не бегал. Он «летел» словно Остап Бендер, преследуемый шахматистами в той дивной деревне Новые Васюки. Куда бежал Ухач-Огорович? А черт его знает! В практически незнакомом городе он плохо ориентировался. Да еще в темноте. Так что его маршрут оказался предельно прост – вперед и только вперед.

Сзади доносился топот множества ног. Сколько там человек бежало, сложно было понять. Двое или пятеро? Сейчас ему было все едино. Главное – они не отставали.

Несколько раз он выстрелил куда-то за спину. На удачу. Не целясь. Попал или нет? Неизвестно. Скорее всего, он смог ранить только ночное небо. Барабан опустел. И полковник, осознав это, с истошным криком запустил свое уже бесполезное оружие в темноту. Вояка из него был совершенно никакой, но от интенданта этого никогда и не требовалось.

Несколько секунд спустя его ударили в живот, заставив скрючиться. Скрутили, надели на голову мешок, подхватили под руки и потащили куда-то.

Минут через двадцать за его спиной захлопнулась дверь. Сквозь мешковину пахнули запахи хлева. Впрочем, ее почти сразу сняли, позволяя полковнику оглядеться. Да. Хлев и есть. Только ни коров, ни лошадей, ни коз. Только люди. Он встряхнул головой. Прищурился, всматриваясь в лица, что было непросто при столь скудном освещении. И похолодел. Здесь были те самые «три китайца», от которых он тогда и почувствовал угрозу.

– Кто вы? Что вам от меня надо? – прохрипел полковник.

– Николай Александрович? – по-русски, но с сильным акцентом, поинтересовался один из мужчин, выйдя чуть вперед. Если бы Ухач-Огоровский был пятого апреля у штабного вагончика, то, безусловно, узнал бы в этом китайце того второго «ходока». А так ему это лицо ни о чем не говорило.

– Да! Я начальник разведки Маньчжурской армии! Кто вы такие?

– Хорошо, – произнес этот мужчина и, кивнув остальным, отступил в сторону. А те принялись за дело. Быстро заткнув рот полковнику, они занялись пытками, что обычно применяли японцы при допросе пленных в полевых условиях. Бывший боевой офицер Цинской армии знал, как работают японцы. Сталкивался минувшей войной… И идея, задуманная генералом, ему пришлась более чем по душе.

Глава 4

18 апреля 1904 года, река Ялу

Куропаткин отъезжал к Засуличу на Ялу с легким сердцем. Все, что нужно было сделать, он сделал. Поручения раздал. От старого адъютанта избавился, взяв себе матерого казака с такой биографией, что хоть сразу кандалы вешай. В том, впрочем, и был залог его верности. Куда ему деваться-то? Особенно теперь, когда засветился подле генерала. Разве что сразу стреляться или в острог. Но главное, доверил своему новому сообщнику – Дин Вейронгу – серьезное поручение.

Вейронг – тот самый подтянутый ходок, возглавивший делегацию к генералу пятого апреля. И был довольно интересным человеком. Из бедняков, как и его дальний родственник, покойный китайский адмирал – Дин Жучан[14]. Поднялся вслед за ним, хоть и не столь высоко. Но для его семьи и младший комсостав в действующей армии – уже достижение. Прошел всю войну с Японией в 1894–1895 годах. Участвовал в боях. Выжил. Отличился. В Бэйянскую академию его не взяли как родственника оплеванного Пекином адмирала[15]. А иного пути на командные посты в разворачиваемую армию «европейского образца» не было. Поэтому он вынужден оставить службу, уйдя оттуда «обиженным на весь мир». После фактической передачи Маньчжурии России переехал и осел в небольшом провинциальном городке – Ляояне. Сколотил банду из своих бывших солдат. Взял под контроль мелкий бизнес – чайные там, забегаловки, бордели и прочее. В дела серьезных людей не лез. Жил тихо. Но когда услышал от Куропаткина о плане «Желтая хризантема», едва сдержался от гневных высказываний. Генерал надавил ему прямо на старый больной мозоль. Вейронг-то надеялся, что уже все прошло, что время вылечило. Однако это не так. Время просто помогает забыть, но не вылечить старые душевные боли.