Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Тем временем Багратион оказался в критическом положении. Маршал Л.Н. Даву занял Минск и отрезал ему путь на север, а с юга наперерез Багратиону шел с тремя корпусами Жером Бонапарт, который, по расчетам Наполеона, должен был замкнуть кольцо окружения вокруг 2-й армии у Несвижа. В корпусах Даву и Жерома было 110 тыс. человек, Багратион же не имел и 50 тыс. — ему грозила верная гибель. «Куда не сунусь, везде неприятель, — писал он на марше 15 июля А.П. Ермолову. — Что делать? Сзади неприятель, сбоку неприятель <…>. Минск занят <…> и Пинск занят». Однако молодой (27 лет), легкомысленный и празднолюбивый брат Наполеона «загулял» на четыре дня в Гродно и опоздал к Несвижу — Багратион ушел. «Насилу вырвался из аду. Дураки меня выпустили», — написал он Ермолову 19 июля. Наполеон был в ярости. «Все плоды моих маневров и прекраснейший случай, какой только мог представиться на войне, — отчитывал он Жерома, — потеряны вследствие этого странного забвения элементарных правил войны».

Наши историки — от П.А. Жилина до Ю.Н. Гуляева и В.Т. Соглаева — объясняют спасительный марш 2-й армии только «большим воинским мастерством», «искусным маневрированием» Багратиона[301]. Между тем сам Багратион понимал, что, если бы не гродненский «загул» Жерома («дураки меня выпустили»), никакое искусство маневра, скорее всего, не спасло бы 2-ю армию от гибели.

Кутузов следил за ходом этих событий из Петербурга. Здесь три дня кряду (15–17 июля) существенно повлияли на судьбу Михаила Илларионовича, подготовили его в общественном мнении к роли главнокомандующего. 15 июля последовал рескрипт Александра I о назначении Кутузова командующим Нарвским корпусом для защиты Петербурга[302].

Этот корпус был скомплектован в большой спешке и насчитывал всего 8 тыс. человек. В помощь ему еще более спешно стали собирать «вторую ограду» защитников Отечества, как было названо в императорском манифесте от 6 июля народное ополчение. 16-го и 17 июля в обеих столицах дворянские собрания избирали начальников ополчений. Москва сделала это первой — в присутствии Императора, которого Барклай-де-Толли вежливо попросил отбыть из армии после Дриссы, чтобы не сковывать его инициативу как командующего. Александр I поехал сначала в Москву, а затем в Петербург — поднимать столичных дворян и купцов на защиту Отечества. В Москве он и стал свидетелем победы Кутузова на выборах начальника местного народного ополчения: Михаил Илларионович получил 243 голоса делегатов дворянского собрания, генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин — 225, отставной генерал-фельдмаршал И.В. Гудович — 198 голосов[303].

Прибыв в Петербург 22 июля, Государь узнал здесь о новой, поистине триумфальной победе Кутузова: 17 июля, еще не зная о результатах выбора начальника ополчения в Москве, дворянское собрание Петербурга «единодушно, с общего согласия» избрало Кутузова начальником петербургского народного ополчения. В тот же день депутация от собрания во главе с губернским предводителем дворянства А.А. Жеребцовым навестила Кутузова в его доме и сообщила ему о своем выборе. Кутузов был растроган: «Милостивые государи! Честь, которую вы мне делаете, красит всю мою доселе службу и мои седины».

С приездом Александра I в Петербург Кутузов отправился к нему для представления в качестве избранного начальника и за Высочайшим утверждением. Встретил Михаила Илларионовича генерал-адъютант граф Е.Ф. Комаровский, который так рассказал об этом в своих «Записках»: «Я, увидевши сего славного генерала, подхожу к нему и говорю:

— Стало быть, дворянство обеих столиц нарекло Ваше превосходительство своим защитником и Отечества!

Михаилу Илларионовичу неизвестно еще было, что московское дворянство избрало его также начальником своего ополчения. Когда он узнал от меня о сем назначении, с полными слез глазами сказал:

— Вот лучшая для меня награда в моей жизни!

И благодарил меня за сие известие».

Александр I утвердил Кутузова в должности начальника Петербургского ополчения. Поэтому от командования Московским ополчением Михаил Илларионович с благодарностью отказался[304]. В Петербурге же он развил кипучую деятельность, занимаясь сбором, обучением, вооружением и снаряжением ополченцев. Очевидцы вспоминали: «Глядя на него, когда он с важностью заседал в Казенной палате и комитетах ополчения и входил во все подробности формирования бородатых воинов, можно было подумать, что он никогда не стоял на высоких ступенях почести и славы, не бывал послом Екатерины и Павла, не предводительствовал армиями».