Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Тем временем неприятель бежал к Вильно. Большая часть его «некомбаттантов», так затруднявших своей хаотичностью движение армии, осталась на Березине. Но и «combattants» таяли с каждым днем, отделяя от себя «новые банды отставших». Условия отступления стали еще более губительными для французов. После Березины ударили и уже не ослабевали самые жестокие морозы (кстати, Березина, поглотившая в своих водах десятки тысяч французов, сразу после их переправы замерзла; россияне усматривали в этом «перст Божий»: «Русский Бог за нас!»). По записям очевидцев, 23 ноября в Сморгони было 25° мороза, 25-го в Ошмянах — 27°, 27-го и 28-го в Вильно — 27–28°. Обессиленные «дети Парижа», пришельцы из дали далей Лазурного берега и солнечного Неаполя гибли от холода и на привалах, и прямо на ходу. «Оставляемый нами бивак походил на поле сражения, — свидетельствовали французы. — Он бывал покрыт трупами так же, как и дороги, по которым мы проходили»[615]. «Перед Вильно в течение одной ночи замерзла целая бригада неаполитанцев», — вспоминал генерал Д. Хлаповский[616].

Остановиться, передохнуть, подкрепить силы беглецы не могли. Впереди у них до самого Вильно не было опорных баз. Между тем отовсюду (случалось, даже спереди, в лоб) их атаковали казаки и партизаны, а сзади, следуя «генеральному плану» Кутузова, настигали регулярные полки русской армии. Настигали и уничтожали главным образом «некомбаттантов», но били и «combattants». 21 ноября у с. Латыголичи Чичагов рассеял арьергард противника, взяв больше 1500 пленных, в числе которых оказался «один генерал, о имени коего, — гласит рапорт Кутузова Александру I от 23 ноября, — еще не получил уведомления»[617]. 25 ноября под Сморгонью авангард Чичагова захватил еще 3 тыс. пленных и 25 орудий, а с 26 ноября по 1 декабря, по данным штаба Кутузова, русские войска взяли в плен 9730 человек и отбили у противника 168 пушек. «Наполеон, пришедши тигром, бежит зайцем», — писал в те дни Н.М. Карамзин.

Сам Наполеон видел, что кампания безнадежно проиграна, а его «Великая армия» почти уничтожена. Он решил подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его катастрофы. 21 ноября в Молодечно император составил «погребальный», как назвали его сами французы, 29-й бюллетень[618] — как бы надгробное слово о «Великой армии». Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы, а заключил бюллетень фразой, которая шокировала даже его верноподданных: «Здоровье Его Величества никогда не было лучшим».:

Вечером 23 ноября в Сморгони Наполеон покинул армию. Он торопился в Париж, чтобы опередить толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное — собрать новую армию. Для него, по выражению Е.В. Тарле, «русский поход был только проигранной партией. Он был уже поглощен новой готовившейся партией и обдумывал, как лучше ее выиграть». Взяв с собой ближайших сановников А. Коленкура и М. Дюрока, генерала Ж. Мутона, секретаря А. Фэна, несколько слуг и — только до русской границы — кавалерийский эскорт, Наполеон за 13 дней промчался инкогнито, под именем герцога Виченцского, через всю Европу, миновал все расставленные для нею западни и к полуночи 6 декабря уже был в Париже[619].

Впрочем, первая же ночь этого вояжа могла стать для Наполеона роковой. Партизан А.Н. Сеславин, уже прославившийся тем, что он обнаружил марш «Великой армии» из Москвы на Калугу, едва не совершил еще более славный подвиг. Выполняя поручение Кутузова по сбору разведывательной информации, он к полуночи 23 ноября, за час до прибытия Наполеона в Ошмяны, ворвался с отрядом гусар и казаков в это местечко, изрубил караул у квартиры, приготовленной для Наполеона, и удалился, не подозревая о том, что французский император уже подъезжает к Ошмянам. «Будь атака сия часом позже, Наполеон не избежал бы плена», — заключал Денис Давыдов описание этой атаки Сеславина[620].

Командовать остатками «Великой армии» Наполеон поручил И. Мюрату. Тот, однако, с ролью главнокомандующего не справился и вскоре самовольно уехал к себе в Неаполь, сдав командование Е. Богарне. Вообще, пока сам император шел во главе своих войск, его присутствие «все же поддерживало хотя бы тень организации, спаивало их в „армию Наполеона“ <…>. Когда же Наполеон бросил армию, объединяющий ее центр исчез, а вместе с ним исчез и последний нравственный ресурс», после чего дезорганизация и деморализация остатков армии приняли «чудовищные размеры»[621]. Только гвардия да еще группы солдат и офицеров, сплотившихся вокруг своих маршалов, сохраняли достоинство и боеспособность. Все остальное воинство бежало от Сморгони к Вильно в таком беспорядке, что Ф.Н. Глинка написал в те дни о французах: «Их можно ловить легче раков».