Фельдмаршал должен умереть

— Однако признайтесь: ступая по лесной тропе в ожидании расстрела, вы только о том и думали, что пройдёт немного времени, и мы вновь встретимся, только уже в раю, — сдержанно предположил оберштурмбаннфюрер. — Так вот, ваши фантазии сбылись.

— Пока что вы всего лишь у райских врат.

— Но кто привратник! Признайтесь, что это вы сделали всё возможное, чтобы мой самолёт приземлился на Лигурийском побережье Италии, а не в пригороде Берлина.

— Но мы не станем обвинять любовницу дуче Кларету Петаччи в том, что она слишком перестаралась, истолковывая мои пожелания в буквальном смысле, — подсказала княгиня ответ на мучавший обер-диверсанта рейха вопрос.

— Не станем. Причём исключительно из уважения к дуче.

— И всё же я не верила, что такое возможно, — мечтательно покачала головой княгиня. — Существуют чудеса, которые в принципе не должны происходить, даже на войне.

— …Разве что они навеяны вашими робкими пожеланиями, княгиня Сардони.

3

Поспать Курбатову дали не более часа. На окраине села вдруг вспыхнула короткая перестрелка, заставившая его проснуться.

Когда к нему в комнату ворвался встревоженный комбат корсиканцев, князь, все еще лежа в постели, успокоил его, сказав: «Ждите! Через десять минут мои гладиаторы явятся и доложат, что партизаны отогнаны или истреблены».

А еще через пять минут Умбарт с удивлением услышал у двери дома грозные голоса солдат, которые приволокли раненного в плечо и уже изрядно избитого партизана.

— Троих послали в разведку, — швырнули они к ногам полковника пятидесятилетнего крестьянина, лицо которого было так исполосовано морщинами, что скорее напоминало какую-то ритуальную маску, нежели обычную человеческую внешность, какой-то лик. — От этого бродяги успели узнать, что отряд их находится в горах, в двух километрах отсюда. И что их там около; шестидесяти.

— Да это не пленный, а кладезь красноречия, — остался доволен их сообщением Курбатов.

Прошла минута, вторая. Умбарт, Шмидт и двое притащивших пленного гладиаторов, один из которых был итальянцем, терпеливо ожидали, когда русский полковник поднимется со своего походного ложа или хотя бы просто задаст какой-либо вопрос. Но Курбатов лежал и молча смотрел на стоявшего перед ним на коленях партизана, очень напоминавшего одного из тех сибирских крестьян, которых с одинаковой жестокостью казнили и красные, поскольку считали, что они все еще недостаточно опролетарились, и белые, считавшие, что красные успели их слишком безнадежно опролетарить.

Так и не задав гарибальдийцу ни одного вопроса, Курбатов приказал гладиаторам отвести его за деревушку и там расстрелять.

— Но лучше бы допросить! — возмутился Марио, гладиатор-итальянец. — Вы же сами приказали во что бы то ни стало захватить хотя бы одного партизана.

— Должен же я был посмотреть на него, — невозмутимо парировал Курбатов. — И потом, что вы собирались от него услышать?

— Расстрелять, так расстрелять, — пожал плечами Марио. — Приказ — дело святое.

— Ну и барра![18] Кстати, о расстреле, — задержал он Марио уже после того, как обер-ефрейтор Фельст вывел пленного за дверь.

— Расстреливать будете вы. Но, как итальянец итальянца, пожалеете его и, воспользовавшись тем, что Фельст останется за холмом, пальнете над головой.

— Так мы что, отпустим его?! — поразился Марио. — На кой тогда черт мы рисковали головами?

— Запомните, потомок гордых римлян: сражения выигрывают только в двух случаях: когда из стана врага в плен не берут или же когда отпускают пленных в стан врага. Но поскольку вы и сами — как вы объясните пленному — собираетесь со временем перейти в их отряд, то предупредите, чтобы не вздумали делать засаду на колонну неподалеку от горного монастыря. Потому что там их самих ждет засада эсэсовцев.

— Но там действительно будет засада! — спохватился Умбарт. — Я приказал группе своих корсиканцев завтра утром залечь именно под стенами этого монастыря.

— Во-первых, утром они будут спокойно спать. Во-вторых, не забывайте, что монастырь женский, и еще неизвестно, по какую сторону монастырских стен ваши корсиканцы залягут.

— Браво, князь! — поддержал его фон Шмидт, — этот русский нравится мне все больше, — апеллировал он к Умбарту. — Хотя все остальные русские, каких только мне довелось знать, — великосветское дерь-рьмо!

— И потом, не станем же мы обманывать своих врагов. Это не по-русски. Пусть поверят нам и устроят засаду неподалеку водопада. Где уж совершенно точно утром буду ждать их я со своими гладиаторами и двумя десятками егерей. А те, что уцелеют в этом бою, поспешат к монастырю, ибо решат, что их попросту обманули. Мы же специально сделаем небольшой привал, чтобы дать им возможность оказаться у монастыря раньше нас. Ну а дальше пусть с ними говорят ваши горячие непобедимые корсиканцы. Вам все ясно, Марио?

— Барра! — вскинул тот крепко сжатый кулак.

— Вот видите, барон, а вы не верили, что с итальянцами тоже можно находить общий язык, — холодно улыбнулся Курбатов, когда Марио вышел.