Фельдмаршал должен умереть

— Так вы что-то там говорили об отношениях Скорцени и этой княгини, как ее там? — тотчас же вернул Курбатов их разговор в более приятное русло.

— Сардони. Марии-Виктории, — неохотно отозвался Умбарт, удивляясь, что Курбатова всё еще занимает этот вопрос, хотя, по существу, они уже нарвались на партизанскую засаду. Пикантная деталь: не Скорцени влюбился в княгиню, а наоборот. Однако никакого продолжения этот роман не получил. Я видел любовницу обер-диверсанта. Эта эсэсовка способна разнести всю «Орнезию» в одиночку, безо всякого оружия и военной техники, чтобы затем повесить княгиню и всю ее охрану. Лихая фрейлейн.

— Ладно, прекратим этот разговор, — недовольно остановил его Курбатов, словно бы разочарованный подобным поворотом. — И возвращаться к нему больше не будем.

— Мне доложили, что к оберштурмбаннфюреру фон Шмидту вами приставлен русский диверсант, — Гиммлер вызвал его но совершенно иному поводу, и то, что он вдруг обратился к «корсиканской истории», оказалось совершенно неожиданным для Скорцени. — Это что — очередная шутка отдела диверсий?

— Рядом с этим человеком постоянно должен находиться кто-то очень надежный, господин рейхсфюрер. В противном случае мы потеряем фон Шмидта задолго до того, как представится возможность вспомнить о морских сокровищах фельдмаршала.

— И затем уже окончательно потерять нашего барона.

— Что нами тоже предусмотрено, — вытянулся по стойке «смирно» Скорцени.

Хотя Гиммлер и носил мундир фельдмаршала СС[16] и занимал должность командующего войсками этой организации, по-настоящему военным человеком он себя все же не ощущал. Вот почему рядом с такими людьми, как первый диверсант рейха, он чувствовал себя как гном под могучей рукой богатыря: хоть и не слишком уютно, зато защищено.

— Кстати, он что — последний из тех, кто реально способен помочь нам в поисках сокровищ? — Скорцени показалось, что, спросив это, Гиммлер даже приподнялся со своего кресла.

— Похоже, что да.

— Вообще… последний? — вопрос показался обер-диверсанту рейха совершенно нелепым, тем не менее, он ответил на него со всей возможной серьезностью:

— Если речь идет о тех, кто и в самом деле способен служить проводником водолазной экспедиции.

— Почему? — откинулся на спинку кресла главнокомандующий войск СС, и свинцовые кругляшки его очков мгновенно потускнели. Но лишь после этого вопроса он жестом руки указал Скорцени на стул за приставным столом, слева от себя. — Почему только он? Что с остальными? Где они?

— Увы, их уже нет. Так сложилось. В силу разных обстоятельств…

Гиммлер выжидающе смотрел на обер-диверсанта, ожидая разъяснений. Скорцени этого не любил. Об убийствах он предпочитал не откровенничать даже с начальством.

— И кто же был заинтересован… в этих обстоятельствах?

— Наш глубокоуважаемый партайгеноссе Борман.

— Всего лишь? — От Скорцени не ускользнуло, что имя рейхсфюрера удивления не вызвало.

— Ну, еще в какой-то степени Геринг.

— Что более правдоподобно. Однако согласен: решения, судя по всему, принимал всё же Борман.

— Используя, как это ни странно, агентуру Канариса и, конечно же, свои старые партийные кадры. Впрочем, мы были заинтересованы в том же. — Гиммлер не шелохнулся. Запрокинув голову, он ждал разъяснений. — В том смысле, что следовало максимально сузить число лиц, посвященных в тайну клада Роммеля. Только в этом случае мы можем спокойно ждать часа икс.

— Но вы-то, Скорцени, понимаете, что речь идет о ценностях, которые, возможно, помогут нам продержаться в течение нескольких лет после того, как…

— Только это я и имею в виду, охраняя их, как Цербер, господин рейхсфюрер С С.

— В таком случае, на что рассчитывает Борман, зная, что клад охраняете вы?

— Рейхслейтер владеет почти теми же сведениями о кладе, что и мы. Это вселяет в него надежду. Единственное, чего у него нет и уже никогда не будет, это очевидцев, которые бы помнили и могли бы визуально подсказать.

— Что крайне важно, Скорцени. Нам не может быть безразлично, кто из нынешних руководителей рейха получит доступ к нему. Мы должны четко представлять себе, — почти патетически воскликнул он, словно дележ сокровищ должен был состояться уже завтра, на какую идею он будет нацелен и кто — Запад или Восток — будет стоять за его обладателями.

— За ними будет стоять Германия, — с убийственной непосредственностью охладил рейхсфюрера Скорцени. И тот, словно поверженный шахматист, вынужден был взять тайм-аут, паузу.

— Значит, убирали их всё-таки вы?

— Первых убрали люди Бормана. Но когда нам стал ясен смысл тактики рейхселейтера, подключились мои парни. Ставка была сделана на барона. Все остальные должны были исчезнуть, дабы не достаться какой бы то ни было группе кладоискателей.

Гиммлер промычал что-то нечленораздельное, что можно было истолковывать и как недоумение, и как полное одобрение. Скорцени предпочел второе.

— И вот теперь идет охота за Шмидтом?

— Идет, — кротко признал Скорцени.

— Нападение на него в унтер-офицерской школе — тоже идея Бормана?

— Это оскорбило бы нас. Всего лишь имитация. Стреляли мои люди.

— Зачем… стреляли?