Фельдмаршал должен умереть

— Не пытайтесь мнить себя резидентом разведки Сталина, за которым следит половина Берлина. Конечно же, с сокровищами, а не с вашей особой как таковой. Кстати, я не зря упомянул о кардиналах. Нам уже абсолютно точно известно, что служба разведки Святого Престола всерьёз заинтересовалась северной частью Корсики и очень хотела бы заполучить карту с местами затопления контейнеров и наземными тайниками.

«Разве у папы римского тоже имеется своя разведслужба?! — хотелось воскликнуть фон Шмидту. — Такого просто не может быть!». И если он сдержался, то лишь потому, что не желал выглядеть в глазах Родля законченным идиотом. Тем не менее, адъютанту Скорцени удалось перехватить его взгляд.

— Ваша реакция меня не удивляет, — успокоил он корсиканского мореплавателя. — В службе внешней разведки СД привыкли и не к таким вещам.

— Нет, но это и в самом деле немыслимо: разведка Святого Престола, личные агенты папы римского…[34]

— Чтобы успокоить вас, замечу что разведка Ватикана — одна из самых древних и эффективных в мире. Слишком много агентов в сутанах, слишком много исповедей им приходится выслушивать.

— И, тем не менее: разведка Святого Престола!.. Тогда это не Святой Престол, а настоящее окопное… пардон.

— Так и будет доложено самому Пию XII, — изобразив послушническую мину на лице, заверил его Родль голосом боголюбивого монаха.

— Зря вы острите, гауптштурмфюрер. Лучше бы позаботились о том, чтобы меня как можно реже преследовали.

— Благоразумная просьба, которая, однако, налагает некоторые обязанности и лично на вас, оберштурмбаннфюрер. То есть требует внимательности и крайней осмотрительности, а ещё — постоянной связи с людьми, которые будут приставлены для контактов с вами, умения молчать и оставаться преданным той команде, к которой принадлежите. Я ничего не упустил, барон фон Шмидт?

— И если я соглашусь на эти условия, то?..

— Полной гарантии не даст даже Господь. Но поверьте, что заступничество со стороны Скорцени и его людей — вот в чём ваше спасение. Сам тот факт, что ваше имя станут связывать с именем «человека Скорцени», уже многих будет охлаждать.

— Что неоспоримо.

— Другое дело, что к этому заступничеству ещё нужно будет прийти, его еще нужно заслужить.

«А ведь тебя уже вербуют, — сказал себе Шмидт. — Открыто и нагло вербуют. Хотя Родль прав: если уж кто-то и способен взять тебя в этом предразгромном бедламе под своё крыло, так это Скорцени — со своими легионами диверсантов и тайных агентов».

48

Бургдорф подошёл к шкафчику, взял бутылку коньяку, но, прежде чем наполнить рюмочки, обратил внимание, что коньяк той же марки, какой он пил в кабинете Роммеля. Коньяк причастия перед ампулой с цианистым калием.

— Наливайте, генерал Бургдорф, наливайте! — иронично подбодрила его хозяйка квартиры. — И мне тоже. Не так уж часто выпадало нам пить вдвоём.

— Поскольку вы слишком рано и поспешно исчезали в своей вдовьей спальне, а я слишком подолгу пропадал то в «Вервольфе», то в «Вольфшанце», то еще чёрт знает где.

Альбина взяла свою рюмку, залпом, по-мужски, выпила и вновь подставила, чтобы её наполнили.

Бургдорф исполнил её желание, но поведение женщины от этого не прояснилось. «Мне ведь не Роммеля жаль. Мне искренне жаль вас!». Ничего более оскорбительного за всю эту войну генералу слышать не приходилось.

— В юности я была влюблена в кадета военного училища, который самозабвенно мечтал стать прославленным генералом. Кумирами его были Ганнибал, Македонский, а также всякие там германские полководцы. Так вот, этот кадет настолько уверовал в свой военный гений, что позволял себе с одинаковым неуважением отзываться о Наполеоне и Веллингтоне, не говоря уже о Кутузове.

— Хотелось бы знать имя этого вашего кадета-избранника, — подбодрил её Бургдорф. — Неужели этим счастливчиком-кадетом оказался Роммель?

— К сожалению, нет. Этот несостоявшийся воитель случайно утонул в Рейне за месяц до присвоения ему офицерского чина.

Бургдорф опустошил свою рюмку и так, с бутылкой и рюмкой в руках, прошёлся по комнате.

— Судьбу осуждать бессмысленно. Её можно лишь покорно воспринимать да иногда сокрушаться… по поводу безжалостности своей судьбы.

— Но это лишь часть моей военно-свадебной саги, — неожиданно возобновила свой рассказ Альбина Крайдер. — Со временем за мной начал усиленно ухаживать некий полковник, успевший к тому времени получить должность, именуемую «генеральской». Он порывался прослыть завоевателем Франции, но погиб, пройдя со своей дивизией всего лишь два километра её территории.

— Всё, что можно было сказать о подобной судьбе, я уже сказал, — развёл руками с бутылкой и рюмкой Бургдорф. — Жаловаться на судьбу можно только самой судьбе. А это, увы, бессмысленно.

— Но я всё же вышла замуж за офицера, которому было откровенно наплевать на то, дослужится он до каких-либо чинов или нет. Он был достаточно богат, чтобы всю жизнь оставаться подполковником, и достаточно ленив, чтобы предполагать, что кроме офицерского чина существуют еще и такие понятия, как самолюбие, цель жизни, слава, величие…