Фельдмаршал

Новая королева с тревогой ожидала, как поведёт себя французский король Генрих. Тот же в это время находился вблизи местечка Серкан на северной границе Франции, где шли переговоры о мирном договоре между Францией и Испанией. На это вынуждена была пойти Франция после поражения под Сен-Кантеном. С французской стороны в переговорах участвовали как посредники регентша в Шотландии вдовствующая королева Мария Лотарингская[49] и её брат, кардинал Шарль де Гиз. Переговоры, от имени короля Генриха, вёл коннетабль Монморанси как опытный дипломат, откупившийся от плена за кругленькую сумму. С испанской стороны на переговоры прибыли герцог Альба и принц Оранский.

Эта смерть английской королевы смешала всё, остановила переговоры. Переговорщики разъехались ни с чем. И король Генрих тоже уехал в Париж, отправив графа де Рандана к Елизавете с поздравлением восшествия на престол.

Елизавета облегчённо было вздохнула, что её признал французский король. Да, король признал. Но если Генрих признал, дипломатично, королевой её, то Гизы плюнули на дипломатию. Не собирались они смириться с этим. Они стали срочно набирать наёмников: для армии регентши в Шотландии, своей сестры Марии де Лоррэн. Они, её братья, герцог Франсуа и кардинал Шарль, задумали силой оружия отстаивать права на английский престол Марии Стюарт, своей племянницы, только что ставшей супругой Франциска, наследного принца, сына короля Генриха.

Понтус же, восхищённый полководческим талантом Франсуа де Гиза, не раздумывая вступил в эту армию Гизов. Об этом он тут же сообщил Антуану, вовлекая и того в новую авантюру. У него, Понтуса, уже появилась страсть к приключениям, опасностям. Без этого он уже не мог жить.

Здесь, в Париже, они узнали и своего нового командующего.

– Господа! – обратился к ним, к полку наёмников, сам Франсуа де Гиз, когда стал проводить им смотр. – Представляю вашего командующего! Господина Генри Клютена!

Он сделал жест рукой, показав на одного из прибывших с ним офицеров. Тот, лет сорока, моложаво выглядевший, с живыми глазами, скорее похожий на клерка, не производил впечатления крутого военного.

Говорил герцог чётко, собранно. Его речь, оформленная, была краткою.

– Господин Клютен служил семь лет при дворе в Шотландии, советником у королевы-регентши. Умелый дипломат и военный! В чём вы убедитесь сами!..

Он стоял перед ними, наёмниками, заложив руки назад, рослый, стройный, подтянутый и деловой.

Они же, гвардейцы и наёмники, не сводили глаз с его лица, мрачного, прорезанного большим глубоким шрамом на левой щеке, уходящим под чёрную подстриженную бородку…

«La balafre[50]!» – вспомнил Понтус прозвище вот этого герцога, о мужестве которого и военном таланте ходили легенды по всей Европе.

И он, когда герцог мельком взглянул на него, невольно вытянулся под взглядом его выразительных глаз на демоническом лице с косым шрамом от сабельного удара, полученным при нападении англичан на Булонь… Но Франсуа де Гиз, «la balafre», выглядел красавчиком по сравнению с Монлюком…

Антуан многозначительно посмотрел на Понтуса, догадался, о чём тот подумал, глазами показал, что согласен с ним.

– Господа, я надеюсь на вас, на ваше мужество! – закончил герцог, довольный их видом.

Затем выступил Генри Клютен. Знакомясь с ними, наёмниками, он сказал просто, по товарищески, что им будет нелегко: и добираться сейчас до Шотландии, когда началась зима, и в самой Шотландии не все будут рады их появлению.

– Но мы должны поддержать Марию Стюарт! Её мать, королеву-регентшу! И нашего короля, принявшего самое искреннее участие в судьбе дружественной нам династии Стюартов! – закончил он своё выступление на высокой ноте.

Понтус заметил, что пафос, с каким произнёс свою речь Генри Клютен, их командующий, не очень-то вязался с настроением их, гвардейцев, набранных Гизами на эту операцию. И они, наёмники, холодно выслушали его, «клерка», уже окрестив так его.

– Господа, через неделю выходим в море! – сообщил в конце смотра Франсуа де Гиз. – Корабли ждут, стоят в гавани Кале!..

Армия Гизов, снявшись с лагеря, двинулась по дороге на Кале. Время года для выступления было выбрано неудачно. Начало зимы, сезон штормов на Северном море. Это поняли они, гвардейцы, уже в порту, когда стали грузиться на галеры и эспинги[51]. В порту хотя и качало корабли, но было ещё терпимо. А вот когда они вышли в открытое море… Там закачалось даже само небо… На палубе, в трюме, везде полно больных, не выдержавших качку… Кругом вонь, рвота, гвардейцы, как живые мертвецы…

Понтуса вывернуло тоже… Он заглянул в трюм: Антуан валялся там тряпкой среди кучи тел. Он хотел было помочь ему. Не выдержав вони, он шарахнулся опять на палубу, где ветер был, но и свежесть там была.