– Я прошу вас, Генрих!
Маркиз нехотя убрал оружие в ножны, вернулся в седло, и они, оставив раненого графа на попечение его людей, поехали дальше.
– Давно вы знаете д’Ольсино, Жанна? – когда место стычки осталось далеко позади, спросил Генрих.
– Недели две.
– И с тех пор он ваш, как вы тут кричали?
– Да.
– Он что, вас обидел?
– Он приказал меня выпороть.
– Выпороть? – засмеялся Генрих.
– Что вы смеетесь? – нахмурилась девушка.
– Согласен, вас иногда надо пороть.
– Не больше, чем вас, сударь.
– А что там граф говорил про какого-то де Барбю?
– Как что? Вы же слышали – это его приятель, и его убили.
– Кто?
– Я.
– Вы шутите?
– Уже нет.
– Хм, занятно… Впрочем, после того, как вы отмахнули пол уха бедняге де Жуа, это неудивительно! За что же вы так отделали этого несчастного приятеля графа д’Ольсино?
– А это он меня порол.
– Ну, он всего лишь выполнил приговор суда, которым угрожал вам король, – опять засмеялся де Шале.
– Перестаньте, Генрих, это не смешно! Когда я сбежала из дома графа, Барбю гнался за мной! Он хотел меня убить! Я выстрелила в него из арбалета.
– Из арбалета? Превосходно! А что же у вас все-таки было с графом?
– Мои дела с графом д’Ольсино вас не касаются.
– А у вас еще остались с ним какие-то дела?
– Остались.
– Эх, надо было-таки прикончить этого прощелыгу! – вдруг с неподдельной досадой воскликнул де Шале.
– Всему свое время, сударь, – мрачно пообещала фехтовальщица.
– Но теперь д’Ольсино подаст на вас в суд за убийство де Барбю!
– Не подаст.
– Почему?
– У него самого открыт счет в аду.
7 часть. "Привал странников"
Женька не совсем поняла, зачем не сдержалась и рассказала фавориту короля о де Барбю. Искала ли она понимание, или ей хотелось щегольнуть своей воинственностью, или ее подвела обыкновенная девичья привычка поболтать, но о дальнейших своих планах относительно д’Ольсино и школы фехтования девушка больше не распространялась, вовремя осознав, что такому дворцовому разгильдяю, как маркиз де Шале, глупо говорить слишком много. Волей случая маркиз давал девушке отличную возможность находиться в Париже под именем баронессы Гонзалес, и этого было вполне достаточно, чтобы успеть найти покупателя.
Фехтовальщице нужен был другой помощник, не капризный фаворит, который уже имел на нее какие-то виды, а человек нейтральный, умный и относительно циничный. Циничных людей Женька не опасалась, – они были для нее, хотя и неприятной для чтения, но открытой книгой, и она вспомнила о де Ларме. Хитрый, с разбойничьими повадками, утонченный провансалец подходил в этом деле по всем меркам. Единственным слабым местом здесь было его близкое знакомство с де Беларом, но фехтовальщица была более, чем уверена, что своему другу Люис ничего не скажет. Она решила съездить к де Ларме сразу же, как только де Шале уедет и оставит ее одну.
Духота становилась невыносимой. По кромке горизонта в сторону города ползли тяжелые тучи, но Женька улыбалась.
По приезде в Париж Генрих устроил ее в гостинице «Привал странников», хозяйкой которой по причине инвалидности мужа была его жена Аманда Лукре. Поскольку здесь раньше жила и Мария Гонзалес, Генрих представил девушку не как испанку, а как свою дальнюю родственницу, ту самую Жанну де Шалье, протекции которой помешала добиться его симпатия к Жанне де Бежар.
– Это самая приличная гостиница в Париже, – заверил Генрих. – Хозяйка меня знает, и у вас здесь будет лучшее обслуживание, сударыня. К сожалению, я должен вернуться к королю.
– А вы успеете до грозы?
– Вы за меня беспокоитесь? Мне это нравится.
– Я беспокоилась бы за всякого другого на вашем месте.
– Ладно-ладно, пусть так. Я укроюсь в лесу, если гроза меня застанет, а там положусь на судьбу. Если Создатель ко мне еще благосклонен, я приеду завтра после полудня. Ведите себя хорошо и не убивайте никого до моего приезда.
Аманда поселила девушку в одном из номеров второго этажа. Женька проводила де Шале взглядом из окна, а как только он скрылся за поворотом, упала на кровать и около получаса лежала неподвижно, слушая гостиничные звуки и отдыхая от того жара, в который ее бросил душный полдень. Как бы то ни было, но она была довольна, – побег в Париж удался, у нее был дневник, и она не встретила Кристофа, встречи с которым опасалась больше даже, чем встречи с графом д’Ольсино.
За окном вдруг резко потемнело, раздался мощный раскатистый удар, будто на небесах вздумал поколоть орешки сам господь Бог, потом ярко сверкнуло, и зло застучал по крышам дождь. Женька вскочила, подбежала к окну, резко рванула створку и, посмотрев в ту сторону, куда уехал де Шале, невольно прижала рукой грудь. Под зеленым бархатом вдруг мягко толкнулось в ладонь сердце.
Город притих и потемнел. В тяжелом сумраке злорадно заблестели черепицы крыш, а шпили храмов стали похожи на иглы. Улицы мгновенно обезлюдели. Горожан словно смыло потоками грязной воды, которая неслась по переулкам, вымывая помои и мусор.
– Ой, госпожа, что вы делаете? – воскликнул кто-то за спиной.