Фея

Хлопок звонкой пощечины окрасил в яркие тона его весьма выразительную задумчивость, отчего Сепов с поразительной быстротой извинился перед Лизкой, добавив, что мужчины все тоже самцы, и нечего на зеркало пенять, коли рожа крива…

Лизка игриво улыбнулась Сепову и спокойно, и терпеливо стала отвешивать новые пощечины, пока я чертил графики, внимательно прислушиваясъ к громким хлопкам, сознавая всю торжественность момента.

– Перестаньте, умолял Лизку Сепов, я же буду красный, как рак, и все будут думать, что я напился на работе…

– Ну и пусть думают, вы все равно рано или поздно так напьетесь, что вас обязательно застукают, – обоснованно заметила Лизка.

– А ведь действительно она права, – удивился Сепов.

– Вы все же не могли бы не шуметь, а то я опять испорчу график, – голос мой прозвучал удивительным образом проникновенно, отчего я тоже получил увесистую пощечину и повалился вместе со стулом на пол, где уже зализывал свои бордовые щеки чуть шевелящийся Сепов.

– Сепов, это ты? – удивился я?

– Какое Вам дело? простонал Сепов, переворачиваясь на другой бок, – привели сюда постороннюю…

Звук новой пощечины прихлопнул несчастного Сепова, как муху…

– Может, он просто спит? – спросила Лизка, поворачивая лежащего Сепова ко мне лицом.

– Даже если он не спит, то суд все равно тебя оправдает…

– Может, уйдем отсюда? – с беспокойством спросила Лизка.

– Ну, конечно, – поддержал ее я, ощущая важность предстоящего вечера…

Сначала мы кормили голубей крошками хлеба, которые случайно завалялись у меня в карманах… Потом долго бродили по магазинам и толкались в шумных очередях, чувствуя себя странными, совсем внеземными созданьями, потому что нам вообще ничего не было нужно.

Часовой механизм города бежал, вращался, и каждый чувствовал себя частью этого большого механизма, кроме нас.

– Лизка, мне грустно, сказал я и, обернувшись, никого не увидел, значит, я все это опять выдумал…

– Слушай, а почему это вдруг я исчезла? – Лизка сердито повернулась ко мне, и я прочел в ее глазах удивительную способность казнить меня своим взглядом.

– Ей Богу, не знаю, Лизка.

– Ага, значит, поматросил и бросил?

– Ну нет, что тьг, Лизка, я еще не дописал.

– Ну, читай тогда дальше, на ходу выдумывай, а то я с ума сойду от такого конца.

– Ну что же, слушай.

Не найдя около себя Лизки, я, встревоженно озираясь, пошел домой. По дороге я встретил Сепова, который нес на руках притихшего волкодава.

– Сепов, ты куда это несешь собаку?

От моего вопроса Сепов даже присел вместе с ней.

– Как куда? дом охранять.

– А что, у тебя куча денег?

– Да причем тут деньги, когда мерзких личностей развелось вокруг видимо-невидимо. Того и гляди прибьют или задушат ненароком, – Сепов многозначительно приподнял собаку над собой, и я увидел, что это какой-то беспородный кобель.

– А как его зовут?

– Да разве это имеет какое-то значение, главное, что кобель, а то эти суки сами не знают, чего хотят!

– Сепов, а ты что, был женат?

– Да я и сейчас почти женат, к самому великому огорчению, потому и пса себе завел, чтобы он лаем заглушал наше сознание, когда мы с женой злы и сердиты.

– А кто она, твоя жена?

– Да, заходи и увидишь! – Сепов взгромоздил пса себе на плечи, тяжело кряхтя и покачиваясь.

– А почему он у тебя не ходит?

– Так грязно же, лапы испачкает, я его и так в туалете на вокзале отмывал.

– А тебе не грустно, Сепов?

– Ах ты, несчастный страдалец, – засмеялся Сепов, прижимая к себе в действительности сырого, еще не просохшего пса.

– Ну, вот что, пойдем-ка лучше ко мне, а то моя жена будет гнать меня из дома…

– И что, часто она тебя гонит?

– А то, как же, каждый день домой не впускает, ключи мои забрала, а сама с каким-то мужиком живет, – Сепов еще крепче прижал к себе пса, и тот жалобно завыл.

– Ну пойдем, посмотрим. Да, кстати, а как же ты домой попадешь?

– Да никак. Просто лежу под дверью, пока она от жалости не впустит!

– И часто она тебя не впускает?!

– А то нет. Когда я с кем – нибудь прихожу, она все время вызывает милицию и обвиняет меня вместе с моим гостем в самых сумасшедших поступках.

– И в чем же она обвиняет, к примеру?

– Слушай, – закричал Сепов, – я даже вспоминать об этом не хочу, не то что говорить…

Пес на его плечах завозился и зарычал, словно улавливая настроение своего неожиданного хозяина.

– А может, выпьем для храбрости? – обратился я к Сепову.

– Вот это дело, – согласился Сепов, – а то у меня уже который год жизнь не склеивается! Все на одних только нервах и держится! А чему здесь удивляться, когда для всякого мужчины она, женщина, какая бы красивая ни была, едва ли достижимый идеал. А если говорить без парадоксов, то всякое внимание заранее и неизбежно осуждено на полное равнодушие!

– Ну ты, Сепов, и философ, – заметил я.

– Станешь философом, когда живешь, как в анекдоте, – задумчиво подтвердил Сепов.

– Слушай, ты бери моего пса, а я сейчас быстро в магазин сбегаю, – и Сепов тут же возложил мне на плечи грязного пса.

– А он меня не съест? – спросил я, и пес тут же лизнул меня в губы; от языка пахло какой – то вонючей рыбой…