Теория обмана значительно сокращает время ожидания, а состоит она из простейшего правила: движение и движение. Можно занять себя делом, но не сидячим, лучше идти или бежать из пункта А в пункт Б, таким образом убивается два зайца – время пролетает не столь заметно и к цели приближаешься. Алиса отправилась в суши-бар пешком, но недооценила непогоду, в результате ноги быстро вымокли до колен, несмотря на купол зонта над головой. Дождь шпарил вовсю, не утихая, а, наоборот, набирая мощь, да и похолодало значительно. Потоки с рычанием катились вдоль дорог – не обойти, не перепрыгнуть, сначала Алиса обходила их, потом поняла, что толку мало, и, закатав штанины джинсов, смело шагала в образовавшиеся реки, не сняв босоножек. Как ни велико любопытство, а мозги полностью не выбило, Алиса не забыла захватить электрошок и была более-менее спокойна. Она порядком продрогла, а до бара еще идти и идти…
В суши-баре, задержавшись у входа, Алиса окинула вопросительным взглядом зал, мол, кто меня здесь ждет? Но никто не поднялся навстречу, на нее вообще не обратили внимания малочисленные любители японской кухни, тогда она присела с краю за столик и приготовилась ждать, осматриваясь. Тихая, тягучая музыка разливалась по затемненному залу, подсвеченному синими и красными фонариками…
– Этот Лесков когда писал? – спросил Никита, бесшумно двигаясь в комнату Инны. Его не интересовал Лесков и что он там накатал в часы досуга, но бабуля будет говорить и не услышит, чем занимается гость.
– Он из старых писателей, – доносился голос Октябрины Пахомовны. – Жил и писал в девятнадцатом веке…
Никита заглянул под кровать, там чаще всего хранят в чемоданах вещи, когда не хотят, чтоб они бросались в глаза. Чемодан стоял, но был пуст. Теперь шкаф. Никита одним движением распахнул створки, они все равно скрипнули…
– Если б не титаны, – слышал он, – такие, как Достоевский, Толстой, Чехов, то Лесков по праву занял бы одно из ведущих мест в русской литературе…
А одежды у Инны немного. Никита просматривал каждую вещь, висевшую на плечиках, быстро отодвигая ее в сторону.
Платье. Еще платье. Кофточка. Юбка…
М-да, вкус у Инны… Тряпки вне стиля, вне времени, то есть такое могла носить женщина в сорок пятом году, и в семидесятом, и в девяностых. Но женщина, которой наплевать на себя.
Брюки с пиджачком… Утиль, можно сказать. Платье… Теплых вещей нет. Наверное, в антресоли.
Что тут внизу? Баул. Но пора и бабуле показаться, а то заподозрит неладное. Никита метнулся в «зал», взял чашки и принес в спальню:
– Мы у вас будем пить чай?
– Как пожелаете.
– Тогда, конечно, у вас. – Он огляделся, куда бы пристроить чашки. – Вам же трудно передвигаться, а здесь… уютно.
– Принесите журнальный столик из зала, у окна стоит, – распорядилась Октябрина Пахомовна.
Столик перенес и отправился на кухню проверить, закипел ли чайник, который сигнал не подаст за неимением свистка. Чайник не закипел, есть время. Никита принес торт и торжественно вручил Октябрине Пахомовне:
– Я как угадал. Вот, это к чаю.
– Да что ж вы так тратитесь! – всплеснула она ручками. – Ей-богу, торт – лишняя роскошь.
– Но вы же с Инночкой любите сладкое, – улыбался в ответ Никита самой обаятельной улыбкой, на какую был способен. – Я тоже. Нарежьте, а я покараулю чайник и заварю чай.
– Никита! – задержала она его. – Нож принесите.
– Ах да! – стукнул себя по лбу он. – Забыл. У меня недостаток – задумываюсь на ходу. Я быстренько…
Девчонка и паренек наискосок от Алисы тыкали палочками в тарелки и хихикали, когда еда падала назад. Юноша оказался изобретательней, начал накалывать кусочки на одну из палочек и отправлять в рот, девочка прыснула, однако опыт переняла. От них Алису отвлекла официантка:
– Вас просили пересесть за тот столик.
Она указала на довольно темный угол, со своего места Алиса лишь увидела, что там сидит женщина в темной одежде, и все. Но, приближаясь к ней, рассмотрела подробности: женщина брюнетка со стрижкой каре, закрывавшей полностью лоб и почти половину лица, может быть, это парик, но тогда очень хорошего качества. Она не сняла темные очки, которые в сочетании с темно-бордовой помадой и прической обезличивали ее, делали похожей на фигуру с пошлого рекламного плаката. На ней были коричневый тонкий свитер и черные брюки, женщина облокотилась о стол, ногу закинула на ногу. В общем, незнакомка чувствовала себя гораздо вольготней Алисы, которая остановилась перед ней, как школьница перед злой училкой.
– Вы пригласили меня?
– Да, я, садись, – сказала она фамильярно, или так показалось Алисе. – Что будешь пить и есть? Не стесняйся, я оплачу.
– Не откажусь от горячего чая, – усаживаясь, поскромничала Алиса, не желавшая остаться в долгу у незнакомки.
Брюнетка подозвала официантку, заказала чай и пирожные, потом сунула в рот сигарету, протянула пачку Алисе.
– Я не курю, – отказалась та. – Что вы хотели мне сообщить?
– Терпение, детка, терпение.