Фея Хлебных Крошек

В своих статьях Нодье неизменно прославлял народную литературу, причем не столько из эстетических, сколько из моральных соображений. Подобно тому как Жан Жак Руссо (один из учителей Нодье) считал, что наиболее счастливым было «естественное» состояние человечества, а науки и искусства принесли людям больше вреда, чем пользы, так и Нодье – на другом материале – создавал своего рода патриархальную утопию: «Сто лет назад крестьяне в наших деревнях читали предания и сказки и верили в них; теперешние крестьяне читают газеты и прокламации и верят в них. Они были безрассудны, они сделались глупы: вот и весь прогресс. Какое из этих состояний лучше? Кто знает…»[11] Народная литература представлялась Нодье прибежищем от новейших веяний. В конце жизни, в 1842 г., он посвятил целую статью так называемой «Синей библиотеке» (по цвету обложек) – книжной серии вроде русской лубочной, куда входили сказки, рыцарские романы и прочие чудесные истории (именно такие книги продает разносчик в последней главе «Феи Хлебных Крошек»). «У всякого народа есть собственная поэзия, – писал Нодье. – Всем детям нужны сказки, которые их забавляют, удивляют или пугают; всем женщинам нужны романы, которые вносят в однообразие их повседневной жизни иллюзии любви и приключений; всем мужчинам, даже самым просвещенным представителям старинных цивилизаций, нужны истории более или менее преувеличенные, которые представили бы их происхождение более великим с помощью эпических вымыслов. В этих-то книгах и следует искать чувства наивные и возвышенные, изобретения изящные и энергические, язык гибкий и самобытный. ‹…› Там-то и запечатлен навеки ум и характер народа. Наш угрюмый опыт и наша педантическая ученость презирают эти книги, а между тем они – простодушные архивы доброго старого времени, в них содержится все, что старые нации, подобно старым людям, помнят о своем прошлом».[12]

Нодье убежден, что в этих наивных легендах больше нравственности, чем в любых высокоморальных сочинениях новейших авторов, и что забвение народной литературы – показатель нравственного упадка общества: «Благодаря прогрессивному совершенствованию эмансипированной цивилизации народ больше не читает «Синюю библиотеку». Он читает непристойные стихи, похабные песенки, развратные романы, горячечные бредни заговорщиков и безбожные бредни софистов. Общество должно двигаться, и оно двигается – сами знаете куда; не нашим слабым рукам дано остановить его на роковом пути, ведущем к гибели: ведь такова воля века».[13] Нодье, впрочем, несмотря ни на что, пытался остановить общество на этом пути и не жалел язвительности в описании технических новинок, изощренность которых представлялась ему обратно пропорциональной их нравственной пользе (он даже придумал себе в конце жизни псевдоним «Доктор Неофобус» и подписывал им некоторые из своих сочинений «здравомыслящего насмешника» – так он сам определил свою позицию по отношению к технократической цивилизации[14]).

* * *

Не следует, впрочем, думать, что народная сказка у Нодье воспроизведена во всей ее исконной простоте. Во-первых, Нодье переосмысливает саму фигуру феи; ведь феи и духи – порождение язычества, они считались врагами христианства (по одной из легенд получалось, что феи – это бывшие королевы Галлии, за непочтительное отношение к апостолам осужденные до Страшного суда существовать в образе карлиц), и католические священники не поощряли веры своей паствы в этих духов (сам Нодье отразил это противостояние церкви и языческих духов в повести 1822 г. «Трильби»). Вдобавок Фея Хлебных Крошек – старуха, а в мифах и сказках распространен мотив пребывания героя-мальчика (или группы мальчиков) во власти демонической злой старухи (ее русская модификация – Баба Яга). Но старуха Нодье – добрая фея (она, впрочем, в каком-то смысле и не старуха вовсе, а молодая красавица Билкис) и добрая христианка. Она возносит молитвы вместе с Мишелем и действует в полном согласии с христианской верой; «…разумеется, – думает Мишель, и автор явно разделяет его убежденность, – она не принадлежит к числу существ, проклятых Господом, ибо все ее деяния и наставления внушают к ней любовь все более и более сильную» (наст, изд., с. 237).