– Я никогда не хотела замуж за твоего отца, он был мне противен. После того, как он принял участие в восстании, я и вовсе не желала его видеть. А потом ещё и ты появилась – его точная копия…Я, по-твоему, не имела права на счастье? Не имела права начать всё с чистого листа?
– Имела. Но отринула прошлое так, как того не следовала бы делать. Ты поступила ужасно.
– Я не буду извиняться.
– Я знаю.
Некий обмен правдивыми ядовитыми плевками, и всё же отчего-то стало вдруг легче. То, что она захотела увидеть Сисиль, уже о многом говорит – думаю, если бы не её жутко упрямый и самоуверенный характер, мы бы давно извинились перед друг другом. Она – за все свершенное. Я – что поддалась влиянию и пустила всё на самотек.
– Твой отец очень любил тебя, – ответила она вдруг после очередного пятиминутного молчания.
– Да…
– Твои брат и сестра на твоей стороне. Они знают тебя и почему-то уверены, что тебе просто не повезло стать жертвой.
– Почему ты говоришь мне об этом?
– Я хочу, чтобы у них была старшая сестра.
На этот раз замолчала уже я. Это наставление, чтобы я присматривала за родом? За родом, в котором я, можно сказать, и не состою вовсе? Женщина будто бы прочла мои мысли.
– Мы были вынуждены так поступить. Если бы этого не произошло, нас бы ждали разорение и вечный позор.
– Так ты об этом хотела поговорить со мной? Теперь ты вдруг думаешь, что я достаточно сильна, чтобы за твоими детками присматривать? А они на что тогда роду?
– Я знаю своих детей. В первые года им понадобится помощь.
Я с силой укусила себя за щеку, чтобы пренебрежение не вырвалось из души. Не стоит накалять и без того горячую обстановку.
– Хорошо…
– Я бы не попросила тебя, если бы не была уверена в том, что ты изменилась. Должно быть, все горести изменили тебя.
«И часть этих горестей на твоей совести», – подумала я, но лишь кивнула. Хотя бы под гнетом сильной болезни, госпожа, очевидно, решила признать свои ошибки. Пускай, столь странным и завуалированным способом.
– Я оставила тебе наследство, – добила она меня своим решением. – Надеюсь, этой суммы окажется достаточно на твои новые идеи.
– Это…
– Это накопления твоего отца, – тут же вернула она себе прошлый язвительный нрав, – не больше, не меньше. Он бы хотел, чтобы я отдала их тебе.
– Спасибо.
– Не мне это надо говорить, – фыркнула матушка, укладываясь в постель и накрывая себя одеялом. – Я хочу спать.
– Хорошо. Я пойду.
– Ты останешься здесь на ночь?
– Да.
– Это хорошо. Здесь и твой дом тоже.
Так и закончился этот странный, полный недосказанных слов вечер. Думаю, Сисиль было бы гораздо легче услышать долгожданное «Прости», но, как по мне, и того, что было произнесено, оказалось достаточно. Как бы то ни было, добавить иных слов уже не представилось возможным никому. Следующим утром, едва взошло солнце, госпожа скончалась.
***
Похороны состоялись через два дня, погрузив поместье в угрюмые черные тона. Последний раз взглянув на маскообразное бледное лицо, я задумалась о том, как часто в жизни мы желаем, но не успеваем сказать нужных слов. Наш разговор был довольно сухим, и всякому наблюдателю он мог бы показаться крайне неприветливым, однако, мы обе наступили себе на горло в тот час. Извиняться порою очень сложно, а прощать ещё труднее, но теперь, когда широкая постель была аккуратно заправлена, а ветер блуждал по пустой комнате, я не сожалела о том, что приехала. Глаза не наполнялись слезами, чуть побледневшее лицо осталось хладнокровным, но Сисиль внутри меня изнывала от огорчения. Думаю, она всегда желала быть к матери ближе, чем та позволяла, и теперь страдала от несбывшейся мечты. Но могла ли она изменить хоть что-то? Закон гласит, что над отношениями принято работать вдвоем, и никакое одностороннее упорство этого не изменит. Если подумать, то я сама в прошлой жизни и попрощаться толком ни с кем не успела, и, наверняка, я многое умалчивала и многое желала сказать.
На похоронах было много фей: аристократия посчитала своим долгом проводить главу древнего рода в склеп, где её ожидали оба мужа. С нескрываемой тоской я смотрела на имя отца, которого смутно помнила, и тихое кладбище в ясный безветренный день угнетало больше, чем если бы шел дождь, а небеса полнились тучами. Розалия надрывно плакала на моем плече, и горько ронял слезы её брат. Я хмуро смотрела на склеп, на множество цветов и одетых в черное господ, на зачитывающего наследство советника. Эта атмосфера вводила в оцепенение, как если бы незнакомый человек пришел на чьи-либо похороны.
Стоит отдать госпоже должное – она позаботилась о том, чтобы её дети жили спокойно и безбедно. После прочтения наследства аристократы принялись изливать свои сочувствия, выбрав для этого Розалию и Роузела, которым уж точно было сейчас не до этого. Меня по-прежнему остерегались, даже боялись, хотя причину я успела позабыть. Безусловно, Фея Раздора. Мне потребуется слишком много времени, чтобы изменить отношение к себе. Но стоит ли его менять? Быть может, страх к моей персоне позволит новым жителям Мордора не совершать преступлений и воздержаться от восстаний и прочих предательств.