Фея Альп

– Да, он всюду, только не у невесты; впрочем, она, кажется, невзыскательна на сей счет. Другой едва ли понравилось бы, что у жениха в голове только локомотивы, туннели да мосты, а когда он наконец является к ней, то еще на пороге объявляет, что должен сейчас опять ехать, она же к этому совершенно равнодушна. Вообще странные порядки на вилле Нордгейма. А у невесты в доме! Можно было бы ожидать, что там царят веселье и радость, только сдается мне, дела господ обрученных обстоят не совсем благополучно, не исключая и господина Вальтенберга: Саид и Джальма постоянно жалуются на его капризы. Я внушаю им, что это происходит единственно от мыслей о женитьбе и что женитьба вообще приносит только несчастье.

– Вы – заклятый враг брака, давно известно, – слегка улыбнувшись, заметил Бенно. – Если Вольфганг большей частью не в духе, на что у него должны быть причины при его ответственной службе, то у его невесты и настроение духа, и внешний вид не оставляют желать лучшего.

– Да, она самая бодрая из всех. Вы сделали чудо, доктор. Что это было за хилое растеньице, а теперь она цветет как роза. Зато баронесса Тургау совсем притихла. А господа женихи! Один постоянно на точке кипения и ревнив, как турок, а другой держит себя с невестой, как настоящая ледяная сосулька, и при том обмениваются такими взглядами, точно вот-вот схватят друг друга за шиворот. Прекрасные будут родственники!

Бенно подавил вздох. И от него не укрылась безмолвная, но ожесточенная вражда между Вольфгангом и Вальтенбергом.

– Мне просто жаль Вальтенберга, – снова заговорил Гронау. – Он дня не может прожить, не повидавшись с невестой, и каждый день ездит сюда из Гейльборна, она же как будто взяла себе за образец знаменитое божество волькенштейнцев: сидит, точно фея Альп, на высоком троне и принимает поклонение, но оно нисколько ее не трогает. Доктор, вы единственный разумный человек во всей этой компании: вы не помышляете о женитьбе и, ради Создателя, не вздумайте помышлять!

– О женитьбе я, конечно, не думаю, зато думаю о другом, что едва ли менее удивит вас: об отъезде. Мне совершенно неожиданно предлагают место врача и на очень выгодных условиях.

– Браво! Принимайте же!

– Да, верно, и придется принять!

– С каким лицом вы это говорите! – расхохотался Гронау. – Право, мне кажется, вам жаль расстаться с этим несчастным Оберштейном, который пять лет выжимал из вас соки, а отблагодарить мог только пожеланием: награди вас Бог! Ни дать ни взять, мой старый Бенно! И он не умер бы бедняком, если бы умел иначе обращаться с людьми. Столько лет просидел он над разработкой проекта, который мог бы составить его карьеру, но не сумел проложить себе дорогу, а с робкими просьбами да предложениями далеко не уйдешь, когда имеешь дело с всемогущими господами капиталистами и предпринимателями. В конце концов, другие опередили его с изобретением, которое, так сказать, висело в воздухе в то время, потому что тогда начали строить горные железные дороги. А все-таки он первый изобрел систему горного локомотива: в основании всех позднейших изобретений по этой части лежит его проект.

– Моего отца? – с удивлением спросил Рейнсфельд. – Вы ошибаетесь: это система Нордгейма, на ней основан и теперешний локомотив.

– Извините, система Рейнсфельда! – возразил Гронау.

– Повторяю, вы заблуждаетесь! Вольф сам рассказывал мне, что его будущий тесть положил начало своему теперешнему богатству проектом горного локомотива: проект был у него куплен и применен на первой горной дороге. Позднее в нем были, разумеется, сделаны усовершенствования, но изобретатель отнюдь не остался с пустыми руками, потому что получил за патент очень большую сумму.

– Кто? Нордгейм? – напряженно спросил Фейт.

– Ну да! Это все знают, каждый инженер подтвердит вам мои слова.

Гронау вдруг вскочил и подошел к Бенно вплотную.

– Доктор, – проговорил он медленно и выразительно, – то, что вы говорите о патенте Нордгейма и его изобретении, или безбожная ошибка, или безбожное мошенничество!

– Мошенничество? – испуганно повторил Бенно. – Вы предполагаете?

– Предполагаю, или даже больше – знаю, что горный локомотив – изобретение вашего отца, и Нордгейм знает это так же хорошо, как я, так что если он выдал его за свое…

– Ради бога! Не хотите же вы сказать…

– Что высокоуважаемый господин Нордгейм – мошенник? Ну, это мы еще увидим. Может оказаться, что и кто-нибудь другой, посторонний человек, одновременно напал на ту же идею: ведь тогда каждый инженер возился со злободневной проблемой. Однако Нордгейм имел в руках готовый проект своего друга, внимательно рассматривал его, хвалил, восхищался, тут всякая возможность совпадения исключается. Мы должны расследовать это дело. Припомните, Бенно, неужели вы так-таки ничего не знаете о причине ссоры, о которой вы мне рассказывали?

– Нет! Решительно ничего! То же самое я только что ответил и Вольфгангу на такой же вопрос.

– Эльмгорсту? – переспросил Гронау. – Как ему пришло в голову об этом спрашивать?