Федор Достоевский

Пережитые душевные потрясения, тоска и одиночество, «суд над собой», «строгий пересмотр прежней жизни», сложная гамма чувств от отчаяния до веры в скорое осуществление высокого призвания – весь этот душевный опыт острожных лет стал биографической основой «Записок из Мертвого дома» (1860–1862 гг.), трагической исповедальной книги, поразившей современников мужеством и силой духа писателя. Свою знаменитую книгу воспоминаний о каторжной жизни Достоевский называл «заметками о погибшем народе». «Сколько я вынес из каторги народных типов и характеров. Сколько историй бродяг и разбойников и вообще всего черного, горемычного быта! На целые томы достанет!» – писал он брату сразу после освобождения. Отдельной темой «Записок» оказался глубокий сословный разрыв дворянина с простым народом. Аполлон Григорьев писал, что Достоевский «достиг страдательным психологическим процессом до того, что в «Мертвом доме» слился совсем с народом». В «Записках» отражен наметившийся на каторге переворот в сознании писателя, который он характеризовал позднее как «возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». В то же время, пребывая на каторге, Достоевский ясно осознал и утопичность революционных идей, с которыми он в дальнейшем остро полемизировал.

Тяжелые годы каторжных испытаний для Достоевского закончились в январе 1854 года. «С каким нетерпением, – вспоминал он, – я ждал зимы, с каким наслаждением смотрел в конце лета, как вянет лист на дереве и блекнет трава в степи… Настала наконец эта зима, давно ожидаемая… Но странное дело: чем ближе подходил срок, тем терпеливее и терпеливее я становился… Замечу здесь мимоходом, что вследствие мечтательности и долгой отвычки свобода казалась у нас в остроге как-то свободнее настоящей свободы, т. е. той, которая есть на самом деле, в действительности… Накануне самого последнего дня я обошел в последний раз около паль весь наш острог… Здесь, здесь за казармами скитался я в первый год моей каторги один, сиротливый, убитый. Помню, как я считал тогда, сколько тысяч дней мне остается… На другое утро рано, еще перед выходом на работу, когда только еще начинало светать, обошел я все казармы, чтобы попрощаться со всеми арестантами. Много мозолистых, сильных рук протянулось ко мне приветливо. Иные жали их совсем по-товарищески, но таких было немного. Другие уже очень хорошо понимали, что я сейчас стану совсем другой человек, чем они… и прощались со мной хоть и приветливо, хоть и ласково, но далеко не как с товарищем, а будто с барином. Иные отвертывались от меня и сурово не отвечали на мое прощание. Некоторые посмотрели даже с какой-то ненавистью». Наконец долгожданная минута наступила, Достоевский получил столь желанную свободу. «Да, с Богом! – воскликнул сам себе бывший каторжанин. – Свобода, новая жизнь, воскресение из мертвых… Экая славная минута!»

Первая большая любовь. Первый брак

Выйдя из каторжной тюрьмы, Достоевский почти месяц прожил в семье дочери декабриста И. И. Анненкова О. И. Ивановой. В самом конце зимы он был доставлен по этапу в Семипалатинск и зачислен рядовым в 1-ю роту Сибирского 7-го линейного батальона. Тяготы службы угнетали Достоевского, много времени отнимали муштра и смотры. Но он и в ссылке пытается писать. Именно в Сибири писатель начал работу над повестями «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели». Будучи уже достаточно известным литератором, он завоевал расположение и стал другом областного прокурора, барона А. Е. Врангеля, который присутствовал на расстреле петрашевцев зимой 1849 года. Благодаря этому знакомству в ноябре 1855 года рядовой Достоевский был произведен в унтер-офицеры, а затем, после долгих хлопот того же Врангеля и других сибирских и петербургских знакомых (в том числе Э. И. Тотлебена) – в прапорщики. Весной 1857 года писателю было возвращено потомственное дворянство и право печататься.