Читаем Фёдор Достоевский. Одоление Демонов полностью

Однако художественная необходимость, взорвавшая летом 1870 года построение из пятнадцати печатных листов и изменившая пафос романа, заставила отклонить предложение из «Зари»: приходилось отказываться не только от девяти сотен полученного аванса, но и от дорогой идеи, под которую этот аванс был затребован. («…Я постараюсь возвратить Вам забранные мною у Вас 900 руб. по возможности скорее», — писал Достоевский редактору «Зари» в августе 1870 года, когда понял, что его планы закончить роман для «Русского вестника» в три месяца рухнули.)

Между тем в «Зарю» Достоевский назначал «Житие великого грешника»: из этой книги он намеревался сделать цель всей своей будущей литературной карьеры.

V

Система литературного труда в режиме всегдашнего долга, как оказалось, имела некоторые необратимые последствия: то, что поначалу виделось как отработка, перемещалось понемногу в центр жизни, а потом захватывало целиком — писание из-за денег становилось сочинительством по страсти и вдохновению. В августовские дни 1870 года, когда Достоевский решил уничтожить уже готовые пятнадцать листов романа в «Русский вестник» и начать все заново, он менее, чем когда- либо, ощущал себя литературным поденщиком. Поэтому только те из его издателей, кто учитывал все возможные издержки, а также и все преимущества подобного режима, рано или поздно пробуждавшего у взыскательного автора истинный огонь творчества, могли рассчитывать, что добьются от него результата. Поэтому же и идеи, которые были не только назначены журналу, но и жестко подчинены режиму отработок, имели шанс на воплощение.

«Неужто откажут? — размышлял Достоевский в связи с переговорами об идее «Жития» для «Зари». — Да и 1000 руб. — не Бог знает какие деньги. Как хотят; этак действуя, всё и всех упустят. Впрочем, их дело». И вот другое переживание: «Бедность-то моя меня съела, а то стал бы я лезть сам с предложениями. И заметьте, только что свяжусь с журналом, сейчас торопят сроком, сейчас бы им к самому раннему сроку! Да я лучше умру, чем теперь себя стесню. Один «Русский вестник» меня не стеснял. Благороднейшие люди!»

Идея «Жития великого грешника», запроданная не торопившейся оплатить ее «Заре» в тот момент, когда с «Зарей» автор находился в свободных отношениях (то есть был свободен от долговых обязательств), а с «Русским вестником» накрепко связан огромным кредитом, — эта идея не имела шансов воплотиться в текст. «Вам небезызвестно, может быть, — жаловался Достоевский Страхову на редактора «Зари» Кашпирева, — что Василий Владимирович дал мне слово (очем и писал с точностию и сам определил числа и сроки) высылать мне ежемесячно, 15–го числа каждого месяца, по 100 руб. Первая подобная высылка определена им самим к 15–му мая… И вот уже 28–е мая, а ровно ничего еще я не получил! Вы не поверите, Николай Николаевич, как расстраивает все мои дела и весь мой здешний быт — такое отношение к делу… Вы не можете себе представить, как это влияет на мои занятия, не говоря уже ни о чем другом. Я на несколько дней иногда не способен работать».

Для того чтобы величественный замысел «Жития», записанный в сжатом конспекте, был реализован в виде пяти книг по пятнадцати листов каждая [28], для того чтобы сюжет о грешнике стал венцом литературной карьеры автора, как того хотел он сам, ему, автору, нужно было вместе с этим замыслом, сюжетом и героем попасть в капкан безвыходности, в сети железной финансовой необходимости.

В соперничестве двух замыслов — замысла для «Зари» и идеи для «Русского вестника» — предпочтение в конце концов было отдано «Русскому вестнику»: и потому, что работа над романом о Князе А. Б. в момент соглашения с «Зарей» уже шла полным ходом, и потому, что долг Каткову, который усадил его за письменный стол, был много больше.

Роману «Бесы» суждено было появиться на свет еще и по той причине, что его первый издатель точно знал, какие чрезвычайные обстоятельства, какие безысходные ситуации требуются бедствующему литератору Достоевскому, чтобы впрячься в литературную работу, которая так или иначе зажжет в нем божественный огонь.

Ни Страхову, ни тем более Кашпиреву понять это было не дано.

Сам же автор, понуждаемый писать ненавистные ему «постыдные просительные письма» к работодателям и издателям, преследуемый видением долговой ямы, усматривал в системе отработок и жизни в кредит вовсе не благо. Это был злой рок, беспощадность судьбы, горький сиротский удел. Он не мог не сравнивать свои жалкие обстоятельства, свою унылую бедность с теми условиями, в каких работали литераторы его уровня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология