Федор Дядин

- Дед мой крепостной человек был. Ушёл от помещика, бросил семью - за правдой пошёл. Поймали его, били плетями. Выздоровел - опять бежал. И пропал навсегда! Теперь - не пропал бы! Легко стало правду найти. Слышен голос её отовсюду. Вот мы в тюрьме - и она здесь. Здесь! Хочешь, я тебе покажу это?

Он широко шагнул к двери, а Лукин, недоумевая, вскочил с койки и, встревоженный, забормотал:

- Погодите - что такое? Землячок!

Торжествующе улыбаясь, Дядин взглянул на него, постучал пальцем в железную задвижку глазка и выпрямился, говоря:

- В мыслях люди везде свободны!

- Позвольте! - тревожно сказал Лукин, тоже подвигаясь к двери. - И я желаю выйти... то есть имею нужду в коридор...

Он часто мигал глазами, взволнованный чем-то, шарил в кармане штанов, дёргал себя за ус.

- Ты не бойся! - ласково посоветовал Дядин. - Народ надёжный, не выдаст! Чего бояться? Вот увидишь.

Заслонка осторожно поднялась, Дядин наклонился, а Лукин, отодвигаясь к окну, сердито ворчал:

- Не желаю... может, вы не в своем уме... и желаю просить, чтобы меня перевели от вас, - да! Чтобы я один сидел, позвольте!

Дядин, видимо, не слышал его голоса, он подставил ухо к отверстию в двери и на несколько секунд замер, прислонясь к ней плечом.

- Правда ли? - глухо спросил он.

И голова его стукнулась о дверь.

- Разные сумасшедшие - а я страдай тут... - возвышая голос, бормотал Лукин; он вытягивал шею к двери, точно собираясь прыгнуть, и таращил глаза, свирепо округляя их.

Фёдор Дядин тяжело выпрямился, встал у двери спиною к ней, опустил голову и, отирая потное лицо, молчал секунду, две, три.

- Я, - высоким голосом воскликнул Лукин, - не желаю с вами - слышали? Желаю выйти! Вы тут говорите разное... я боюсь!..

Он тонко позвал:

- Надзиратель!

И голос его, взвизгнув, оборвался.

Дядин смотрел на него, печально покачивая головой. Лицо у него было серое, он задумчиво кусал губы, а пальцы рук его крепко сжались в кулак.

- Что вы? Пропустите меня в дверь! - потребовал Лукин, понижая голос.

- Вот ты чего боишься! - тихо сказал Дядин.

- И боюсь! - отозвался Лукин, пряча глаза. - Конечно! Может, вы не в своём уме!

- Да-а! - протянул Федор Дядин. - Стало быть, ты выпытывать меня послан?

Лукин приподнялся на носках и снова негромко позвал:

- Часовой! Эй!

- Ну, если ты шпион, - иди, скажи им, что всё сделал я, что я тебе сознался! Иди!

- Заперто же! - вполголоса и сердито сказал Лукин, кивая головой на дверь.

- Отопрут! Только - вот что...

Дядин подвинулся вдоль стены, шаркая по ней локтями, остановился против маленького солдата и увещевающе заговорил:

- Своё, что тебе приказано, ты сделал, значит - обещанное получишь. А о том, что из коридора про тебя сказали, зачем ты ко мне послан, - об этом не говори начальству - слышишь?

- Ладно! - ответил Лукин, не глядя на Фёдора и поёживаясь.

- Погоди! Почему не надо говорить об этом? Ведь сказал мне один и не известно тебе - кто, а в коридоре - девять солдат. Всех начнут бить, стращать. Зря будут мучить людей. Ты сам солдат и должен понять - лишнее это!

- Понимаю! - с досадой отозвался Лукин.

- Ты мне побожись, что не скажешь.

- Чего же я буду божиться? Разве вы поверите теперь!

Почему не верить?

- Если я взялся... за эдакое...

- Это ты по глупости. Дурак ты - вот и взялся. Л теперь, один грех сделав, другой - обойди.

Оба говорили торопливо, но тихо. Один - спокойный, печальный, другой подавленный и унылый. Оса влетела в камеру и кружилась в ней, путая своё струнное жужжание с голосами людей.

Лукин отвернулся к окну и, глядя вверх, прошептал:

- Ей-богу - не скажу...

- Скажешь только про меня - верно?

Тогда Лукин взглянул в лицо ему и, поводя плечами, воскликнул ноющим от страха голосом:

- Расстреляют же вас!

Дядин отодвинулся подальше от него, спокойно говоря:

- Уж это всё равно - они и без тебя не помиловали бы... Иди!

Быстро сорвавшись с места, Лукин пошёл к двери, а Фёдор плотно прижался к стене - и придержал спереди рубаху свою, точно не хотел, чтобы она коснулась платья солдата.

Подскочив к двери, Лукин бил в неё ногой и кричал, раздражённо и тонко:

- Надзиратель! Отпирай!.. Черти!..

Но вдруг, оборотясь к окну, сказал торопливо и громко, чтобы преодолеть шум за дверью:

- Я не Лукин, а - Федосеев...

Дядин махнул на него рукой.

- Это всё равно мне!..

- А-ах! - воскликнул Лукин, толкая дверь руками. - Ну возятся же!

И пошатнулся: дверь отворилась, в камеру шагнул, сдвинув шапку на затылок, надзиратель Макаров, оттопырил усы и сурово спросил:

- Который безобразит, а?

- Ведите меня отсюда! - перебил его Лукин и, размахивая руками, лез вперёд, стараясь оттереть надзирателя с дороги. Макаров толкнул его в грудь.

- Куда прёшь!

- В канцелярию...

- Я те дам!..

Из глубины камеры послышался внятный голос Дядина:

- Действительно, господин надзиратель, ему нужно уйти отсюда доложить по начальству, потому что зачем он был послан, то уже исполнил.

Из-за широких плеч Макарова на секунду поднялись две головы, мелькнули две пары внимательных глаз.

- Что же? - спросил Макаров угрюмо и густо. - Сознаёшься ты, Дядин?

- Так точно. Потому - всё равно мне назначена смерть, а они только людей зря портят...