Федор Алексеевич

   — А сколько алтын в рубле?

   — Тридцать три алтына и одна копейка.

   — А сколько грошей в гривне?

   — Пять.

   — А полушек в гроше?

   — Восемь, — почти не задумываясь чеканил Никита.

   — Ну что ж, в счёте он крепок, — сказал Полоцкий.

   — А как по истории нашей, — спросил Фёдор — Разумеешь?

   — Ведаю, государь, немного.

   — За что Святополк получил прозвище Окаянный?

   — Так как же, государь, он же трёх братов порешил.

   — Как их звали, братьев?

   — Борис, Глеб и Святослав.

   — Молодец, Никита. А не помнишь ли, часом, чьим сыном был Юрий Долгорукий[39], основатель Москвы?

   — Помню, государь. Юрий Долгорукий был младшим сыном Владимира Мономаха.

   — А кем Долгорукому доводится Александр Невский?

   — Невский правнук Долгорукого.

   — Молодец, — похвалил Фёдор подьячего. — Ты и в истории изряден. Молодец. А как в Библии? Чему учил Христос учеников своих?

   — Христос учил их, говоря: блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо злословить за меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда в небесах: так гнали пророков, бывших прежде вас.

   — Славно, славно, — похвалил Фёдор. — А как по части выпивки? Пьёшь?

   — Что ты, государь, как можно при нашей работе. Руки будут дрожать, буквы поползут.

   — Ну что ж, Никита Зотов. Сейчас тебя Фёдор Прокофьевич Соковнин отведёт к царице Наталье Кирилловне, представит. А там решим, когда начинать учёбу. На то надо и патриаршье благословение получить.

У Никиты от свалившейся на него нежданной благодати голова кругом шла (с самими царём говорил!!!), ноги ослабли, нижняя сорочка потом пропиталась. А тут ещё и к царице волокут. Боже ж ты мой, и всё в один день! Эдак и сердце надорвать можно.

   — Вот, государыня-матушка, великий государь послал крестнику своему, царевичу Петру Алексеевичу, человека в науках искусного, в жизни набожного и праведного. Звать его Никита Зотов.

Царица протянула подьячему руку, тот неумело ухватился, поцеловал мягкую, тёплую.

   — Коли ты доброй жизни человек, — молвила она, — и в божественном Писании искусен, вручаю тебе моего единственного сына. Учи его грамоте и праведной жизни.

И Наталья Кирилловна, Державшая сынишку за руку, подтолкнула его в сторону подьячего. «Праведник» Никита, залившись слезами, пал на колени перед царицей.

   — Не достоин я, матушка-государыня, принять такое сокровище.

   — Достоин, Никита, достоин. Раз тебя от государя прислали, значит, достоин.

А мальчик, с удивлением глядя на плачущего мужика, спросил:

   — А в коней будем играть?

   — Во что? — не понял Никита.

   — В коней, говорю, будем играть?

   — Будем, государь мой, обязательно будем, — отвечал с готовностью Никита, ещё не представляя, что это за игра такая «в коней».

   — Ну вот, с завтрева и начнём учёбу, — сказала царица. — Что у нас завтра?

   — Двенадцатое марта, матушка, — подсказал Соковнин.

   — Вот с двенадцатого марта и начнёт мой сынок грамоту преодолевать. Приходи завтра после заутрени, Никита.

   — А почему не сейчас? — спросил в нетерпении царевич. — Давай сейчас.

   — Потерпи, Петенька. Царь и патриарх должны благословить тебя на труд сей. Потерпи, сынок, до завтрева.

Домой подьячий Никита Зотов летел как на крыльях. Ворвавшись в избу, закричал:

   — Батя, угадай, какое счастье мне выпало?

   — Руль нашёл.

   — Да нет, что ты, совсем другое.

   — Выходит, в дьяки тебя произвели.

   — Да нет же. Нет. Вовек не угадаете.

   — Ну говори же, что стряслось, не боярином же стал?

   — Что там боярином, — расхрабрился дома Никита. — Меня произвели в учителя к царевичу.

   — Ба-а, — разинул рот старый Моисей Зотов. — Это к какому же?

   — К Петру. К Петру Алексеевичу.

   — Мать! — закричал Моисей. — Давай тащи на стол хмельного чего. Никишка-то наш в какую высь взлетел. А ты не врёшь, часом, сынок?

   — Да святой истинный крест, — перекрестился Никита. — Да рази такое выдумаешь. Такое и во сне не всякому приснится.

Хозяйка быстро собрала на стол постную закуску: капусту, грибки, поставила и бутылку с водкой. Разлили в кружки глиняные. Выпили за «счастье, свалившееся» на голову сыну.

   — За что ж тебя произвели-то? А, Никита? — допытывался старый Моисей.

   — За хороший почерк, отец. Как увидел моё письмо боярин, так и обомлел. Тебе, грит, токмо царей учить. Да.

   — Вот видишь, когда я тебя письму учил, не напрасно, значит, за уши таскивал. А?

   — Не напрасно, батя, не напрасно. Спаси Бог тебя за науку. Давай выпьем за тебя.

Выпили «за науку отцову», потом за будущего ученика Никиты, царевича Петра Алексеевича. Хотели и за царицу выпить, но мать забрала бутылку со стола и сказала:

   — Довольно. А то завтрева вылетишь из учителей-то. Поди, пьяниц царица не жалует.

   — Эт верно, — подтвердил Никита, вспомнив, как он уверял царя в своей трезвости. — Пьяниц там вон со двора.