воображение, но Кеция сказала, что никогда такой истории не слышала. А если бы какой-то
эрх увидел прекрасную госпожу Ла Кси, то любил бы ее вечно.
Обессиленные слуги преданно ждали. Ольгерд напрягся и представил, как раскрывается
бронированный шар его защитного поля. Постепенно, как купол обсерватории. И он
становится беззащитен. Аппиры отсасывают из него мощно, ощущение не из приятных:
мгновенная тошнота, даже боль, вывернутость наизнанку. Начинает ныть все, даже уши,
волосы встают дыбом, зубы невольно скрипят. Тут главное - вовремя остановиться, не
упустить тот момент, когда еще есть воля закрыться. Это сложно, приходиться бороться с
потоком, с водопадом устремленной в зал энергии, приходится не замечать стонов и воплей
тех, кому не хватило. Потом минут десять в глазах темно и совершенно безразлично, кто
ползает у тебя в ногах, восхваляет он тебя или жалобно стонет.
Из голубого зала он прошел в розовый. Там его ждал наполненный бассейн с душистой
пеной и подушками в изголовье. Ольгерд разделся на ходу и погрузился в теплую воду.
- Погаси свет, - велел он слуге в желтом халате, даже мягкое розовое освещение
раздражало.
Слуга аккуратно сложил его разбросанные по полу вещи и выключил лампу. Наступил
наконец долгожданный отдых. От всего, от любых внешних впечатлений. Невесомость,
темнота, температура собственного тела... Через минуту ему начало казаться, что так было
всегда. Он плавает в теплом бульоне, он прост, как амеба, ему ничего не надо, только
- 158 -
поддерживать свое немудреное существование, ему не нужен разум, нет нужды принимать
никакие решения, только жмуриться от яркого света... Лес, шуршащая трава, сухие ветки под
лапами. Он - дикий зверь, преследующий свою добычу. Она где-то спряталась, но он
выследит ее, он взволнован, у него лихорадочно бьется его волчье сердце, но он уверен в
себе. Яркие лесные запахи бьют в ноздри, и среди них - возбуждающий запах раненой
жертвы... Ветки хрустят под сапогами, сушняк переходит в болото, кривые чахлые березки,
кочки с клюквой, почва, мягкая и подвижная как батут, под ногами. Он идет, шатаясь и
задыхаясь от волнения. Почему? Потому что ему навстречу идет она. У нее мокрое, грязное
платье и перепачканное илом лицо. Она прекрасна. Они бы побежали друг другу навстречу,
но болото не пускает. Поэтому они медленно, спотыкаясь, идут, и это было уже миллион
раз... Сейчас она оступится и уйдет в тину по пояс. Он закричит и бросится к ней. И успеет.
И они обнявшись, извозившись в грязи, будут сидеть на кочке с клюквой...
- Ол, ты живой там?
Леций медленно покачивался в воздухе в своем кресле. В темноте различался его силуэт.
- Далеко у вас тут болото? - спросил Ольгерд, приходя в себя.
- У нас тут много болот, - весело отозвался Леций, - а тебя что, бассейн уже не
устраивает?
Ольгерд тоже усмехнулся.
- Что-то захотелось клюквы.
***************************************
********************63
Утро уже не в первый раз выдалось пасмурным. Лето кончалось, и ничего тут было не
поделать. Флоренсия надела плащ. Конс смотрел, как она затягивает пояс перед зеркалом.
- Конфет Рексу не давай, - сказала она, - им вредно.
- Я и сам их терпеть не могу.
- Без меня аппликаторы не снимай, как в прошлый раз. Я прилечу с работы и все сделаю.
- Ладно, - усмехнулся Конс, - дождусь как-нибудь.
И сверкнул черными демоническими глазами. Она знала, что за этим последует. Ночь
безумного неизбежного секса, которую они так долго откладывали. А потом такое же
безумное и неизбежное прощание. В этой драме ей участвовать не хотелось.
- Пока!
Она сбежала с крыльца и пошла по мокрой тропинке на стоянку, чувствуя спиной его
взгляд. Зачем она ему? Ведь это не любовь. Скорее признательность и благодарность, кстати,
вполне ею заслуженная. Это просто очевидное и понятное желание того, чего нельзя. Она не
девочка, чтобы обольщаться на этот счет. У него не получилось с Зелой, у нее - с Ричардом.
И теперь они должны утешаться друг другом, прекрасно зная, что расстанутся.
День выдался суматошный. Подумать обо всем и привести свои чувства в порядок было
некогда. В шесть часов она сняла рабочий халат, причесалась у зеркала, затянула пояс на
плаще... и поняла, что не может вернуться домой.
Ей слишком часто это снилось: как она разматывает его, отдирает последние приклейки,
от него пахнет лекарствами, он встает под душ и берет ее с собой. Они сплетаются и
содрогаются под струями воды... Наверно, так и будет. И после всего этого - прощальный
ужин? Или завтрак? Она поняла, что это будет невыносимо, даже для ее нервов
патологоанатома.
Темнело. Хрупкая стройная женщина в плаще бродила по набережной. Ее ждали. А она
бродила, словно выпав из времени и уже отказавшись от той маленькой подачки, что
- 159 -
предложила ей судьба. В серой дымке над горизонтом растворилось малиновое солнце, вода
в реке перестала отблескивать и почернела, стало прохладно и совсем безрадостно.
Она думала о себе, о своей жизни, о своих удачах и разочарованиях, о своем немалом
женском опыте. Ей всегда хотелось, чтобы любили ее. Она с этим родилась и все ждала