— Конные арбалетчики, сир, не закрывают в бою своих коней доспехами, только попонами, набитой паклей. А кони сьера и шевалье кроме того что таскают их самих в сорока пяти фунтах железа, еще и свои железные доспехи носят, не менее тридцати фунтов весом. И скачут с ними по полю в копейной атаке до ста туазов. Могут и двести туазов проскакать галопом, но потом очень сильно устают. Это в бою. А на турнире доспехи бывают и вдвое тяжелее.
— Ваши Милости, — раздался крик с берега. — Вы коня тут забыли.
Около повозки барона стояла рыжая кобыла — андалузка, меланхолично выдергивая сено из телеги.
Я перевел взгляд в трюм. Но там места уже не было. Все было занято лошадьми
— Позови шкипера.
Микал даже никуда не бегал, просто помахал рукой.
— К услугам Вашей Милости, — подбежавший шкипер стянул с плешивой головы вязаный полосатый колпак.
— Еще одну лошадь барка возьмет?
— Никак нет, Ваша Милость, просто некуда ставить, — развел старик руками.
— Саншо, подь сюда, — помаячил я инфанту. — Проблема есть.
Инфант, вникнув в суть, кивнул головой и, подойдя к борту, крикнул на берег.
— Это подарок старому барону от инфанта Кантабрийского дона Саншо. Так и передай. И смотри не потеряй по дороге.
И повернувшись в палубе, зычно прогорланил.
— Эстебан, быстро снес на берег узду и седло этой кобылы. И привяжи ее к телеге за чембур, чтобы спокойно трусила следом.
Когда все было сделано, как приказано, все пять возчиков поклонились нам, сняв головные уборы, испросили разрешения отправиться домой. Каковое немедленно получили.
Пустой обоз из четырех больших фур и одной телеги быстро скрылся в лесу за поворотом тракта.
Я еще посмотрел на противоположный берег — там никакой дороги не просматривалось. Ровная стена леса.
— Шкипер, часто тут разгрузка-погрузка происходит?
На берегу я увидел только три пары надолб, которые тут исполняют роль причальных кнехтов.
— Через два дня на третий, если не через день, Ваша Милость. Было бы чаще, но Анжер недалеко, большая часть товара туда уходит. А сюда больше по заказам возим, впрочем, как и по всей реке.
Уже завершались последние приготовления к отходу речного судна, когда на берег с громким топотом выскочила расфуфыренная кавалькада. Все всадники, кроме одного, были одеты в белые жакеты с длинной, скрывающей пуфы, юбкой воланами из белых, красных и зеленых вертикальных полос и зеленые шоссы. на которых блестели стальные наколенники. Под жакетами рыбной чешуей выглядывали кольчуги. У седел пристегнуты шлемы-бацинеты*. А вот возглавляющий кавалькаду всадник мог похвастать полным рыцарским доспехом. Тело его защищала корацина, руки и ноги полностью закрывали сочлененные латы. Даже ступни ног были в широких сабатонах*. Новомодные большие наплечники, с которыми не нужны рондели. И все это железо на нем мало того, что отполировано до зеркального блеска, так еще и серебряной насечкой покрыто. На голове шлем-салад* с ярко выраженным бугивером* и целая корзина белых перьев на шлеме — просто клумба из-под тонкого золотого обода. Прям, как на турнир вырядился воин. Шлем был откинут на затылок, открывая верхнюю часть лица с колючими льдистыми глазами.
— Скоттские* гвардейцы Паука с жандармом во главе, — прошипел мне Микал, одновременно натягивая тетиву арбалета.
Всадники на пляже, успокаивали разгоряченных коней, что нервно танцевали под ними. Эта минутное замешательство шотландцев дало достаточно времени, чтобы наши стрелки взяли их на прицел арбалетов.
Когда кто-то из шотландцев попробовал вытянуть лук из саадака, то моментально над ним в ствол бука вонзился, задрожав арбалетный болт, что тут же утихомирило и его, и всех остальных.
Руководивший ими жандарм неторопливо подъехал к сходням на своем огромном дестриере, скрытом попоной и доспехами, и зычным голосом огласил.
— Именем руа франков, вы все…
Договорить я ему не дал, порвав его шаблоны расхожей шуткой ХХ века.
— А он что, большой начальник? — и зубы скалю.
Жандарм впал в ступор от такого наглого оскорбления величия короны, которой он служит.
Наши люди на палубе также боязливо поежились, отводя от меня глаза. И за меньшее в эту эпоху отправляли на плаху.
Только дон Саншо позволив себе лениво поаплодировать, показал, что оценил мою шутку.
И еще в глазах сержанта я прочитал толику уважения.
— Лучше признай, что самая красивая девушка в мире — это Иоланта де Меридор, Дама моего сердца, — продолжал я грузить жандарма.
А у того, кажется, от возмущения в зобу сперло. Молчит, как рыба об лед, только глаза страшно таращит.
— Ну что стоишь железным болваном? Шлем мозги заклинил? Слабо взять конем такое маленькое препятствие?
Куда там. Тяжелые рыцарские кони прыгать в доспехах не умеют, и жандарм это знает твердо.
— Да я… — наконец-то разродился рыцарь. — Да тебя…