Этой ночью Гарри не видел снов, но когда на следующее утро зазвонил телефон, он знал, что произошло – знал еще до того, как в кухню вошла тетя Петуния и сказала им с Дадли:
— Вчера ночью Мардж разбилась на машине.
Петуния не собиралась брать Гарри на похороны Мардж, намереваясь оставить его у миссис Фигг, но он, чуть ли не в первый раз за свою жизнь, сказал «Нет». Это твердое «Нет», произнесенное сухим холодным тоном (совсем, как у Тома), возымело неожиданный эффект. Петуния побледнела, поджала губы и сказала:
— Если будешь вести себя неподобающе – пожалеешь, что на свет родился.
Всю дорогу до Уокинга, где жила Мардж, и где ее должны были хоронить, Гарри просидел молча, пялясь в окно машины и стараясь изо всех сил вести себя подобающе, пусть он и не очень себе представлял, что это значит. Он сам не знал, что заставило его напроситься на похороны, чтобы проехать полграфства в унылой компании тети и ноющего из‑за жары Дадли. Только когда они прошли через ворота кладбища, Гарри понял, что ему было нужно. Он хотел еще раз услышать ту самую молитву, от которой холодеет все внутри.
На этот раз ему было некуда сбегать и некого опасаться, поэтому он подобрался поближе к гробу. Вчера вечером он краем уха слышал, как тетя Петуния говорила своей подруге Ивонне, что когда машина перевернулась, Мардж переломало почти все кости – Гарри тогда подумал, что жир должен был ее спасти, послужив подушкой безопасности. Но, видимо, авария оказалась чересчур серьезной. Мардж была пьяна, как сказал полицейский, и гнала машину на недопустимой скорости, поэтому неудивительно, что она не заметила поворота и слетела с дороги – туда, где за низким ограждением начинался обрыв. Гарри думал, что физиономия Мардж должна быть похожа на мясной фарш, но вопреки его ожиданиям, она не пострадала. Гарри подошел к гробу и внимательно посмотрел на лицо женщины, которую так ненавидел, ощущая глубоко внутри жестокую, мстительную радость. Лежащая в гробу Мардж казалась восковой, ненастоящей. Гарри захотелось прикоснуться к ее бледной щеке, но он удержался, подумав, что тетя Петуния вряд ли сочтет это подобающим поведением. От тела еле уловимо пахло мертвечиной. Две жирные мухи, ошалевшие от жары, плюхнулись прямо на лоб Мардж и принялись ползать по ее лицу.
— Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, – начал священник. Он был гораздо моложе священника из Литтл–Уингинга, и говорил громко и четко, красивым, хорошо поставленным голосом. Гарри нащупал в кармане большую пластмассовую пуговицу и принялся шептать себе под нос, вторя молитве:
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.
Я желал ей смерти, подумал он. Это я ее убил. Ну и пусть.
В третий раз Том приснился ему, уже когда начались летние каникулы. За прошедшее время он снова повзрослел – теперь ему было не меньше тридцати. Он больше не пытался болтать ногами, сидя на стуле, но в остальном изменился мало – разве что стал выше, бледнее, а голодный огонь в его темных глазах горел, не угасая.
— Здравствуй, Гарри, – сказал он невозмутимо, как будто зашел на чай.
— Привет, – настороженно ответил Поттер. – Тебе что‑то нужно?
Том рассмеялся. Теперь у него был холодный, резкий смех, в котором было мало веселья.
— Я решил, что ты заскучал.
— Ничуть, – решительно возразил Гарри, невольно подстраиваясь под тон собеседника. Он действительно не скучал и не мог пожаловаться на жизнь. После того, что случилось с Верноном и его сестрицей, тетя Петуния почти перестала обращать на него внимание, что, впрочем, вполне его устраивало. Гарри не знал, догадывается она о чем‑то, или просто поглощена своей утратой, но иногда он ловил на себе ее настороженный взгляд. От Петунии воняло страхом – в последнее время Гарри хорошо научился определять эмоции окружающих людей. Петуния боялась – боялась его, и ему нравилось это. Страх – это власть, так сказал Том. Власть ему тоже нравилась.
— Ты все еще спишь в чулане, – заметил Том.
Гарри пожал плечами.
— Я привык. Я тут чувствую себя Монстром–из–Чулана. Правда, здесь полно пауков, но они мне не мешают.
Том прищелкнул языком.
— Похвальная скромность, – сказал он саркастически. – Но ты можешь получить больше.
— Для этого надо кого‑нибудь убить? – спросил Гарри, испытующе глядя на него. – Так?
— У твоего кузена, – продолжил Том, внимательно наблюдая за его реакцией, – целых две спальни. Он, конечно, жирный, но не настолько, чтобы спать на двух кроватях.
— Дадли урод, это да, – сказал Гарри, – но убивать его я не хочу. Да и тетю жалко. Она его любит, как‑никак.
— Как скажешь, – легко согласился Том. – Ну, хороших тебе каникул.