Фазы гравитации

По своему детству в Чикаго и годам службы в морской пехоте Бедекер и сам знал, как мало проку бывает от угроз.

– Ну хорошо, нанес бы точечные удары по Байконуру и другим их космодромам, – вздохнул он.

– Вот-вот, – кивнул Такер.

Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь поскрипыванием стапятидесятифутового топливного бака, подвешенного к брюху корабля.

Такер щелкнул тумблером, отключая дисплеи.

– Я люблю это место, Дик, – тихо произнес он, – и не хочу, чтобы его разнесли к чертям, выясняя, кто кого.

Бедекер вдохнул запах кабины: озон, смазка и пластик, заменившие кожу и пот.

– Ну что ж, переговоры все-таки идут, и последние два года – только начало. А спутник, который вы везете, неизмеримо повысит уровень контроля. Десять лет назад такое было бы просто невозможно. Уничтожать межконтинентальные ракеты с помощью договоров куда эффективнее, чем начинять космос лазерами на триллионы долларов без всякой гарантии.

Такер положил руки на панель управления, словно впитывая спящие под ней данные и энергию.

– Знаешь, мне кажется, что новый президент кое-что упустил в своей избирательной кампании.

– Что именно?

– Надо было договориться с американцами и русскими, что каждый доллар и рубль, сэкономленные на оружии, будут вкладываться в совместные космические проекты. Это десятки миллиардов, Дик.

– Марс?

Когда они с Такером участвовали в программе «Аполлон», вице-президент Спиро Агню заявил, что в 1990-е Америка отправит человека на Марс. Однако Никсон не проявлял интереса, НАСА вскоре оправилось от эйфории, и мечта осталась мечтой.

– Это в конечном счете, – хмыкнул Такер. – Сначала нужна космическая станция, потом постоянная база на Луне.

Бедекер поразился, насколько его самого тронули эти слова. Неужели еще при его жизни астронавты вновь ступят на Луну? «И астронавтки», – мысленно поправился он, а вслух спросил:

– Ты согласишься делить ее с русскими?

– На все соглашусь, лишь бы детей с ними не крестить, – фыркнул Такер, – и на их развалюхах не летать. Помнишь «Союз – Аполлон»?

Бедекер помнил. Когда они с Дейвом первыми побывали в России, знакомясь с советской космической программой перед совместным полетом «Союз – Аполлон», Дейв выразился очень эмоционально: «Последнее слово техники! Ни хрена себе! Мы столько запугивали друг друга и Конгресс их грозными орбитальными крейсерами и невероятными супертехнологиями, и что теперь видим? Торчащие заклепки, электронные блоки размером с радиолу моей бабушки и корабль, неспособный состыковаться даже при большом желании!» В письменном отчете выражения были несколько смягчены, но в ходе совместного полета все операции по сближению и стыковке действительно выполняли американцы, а первоначальный план обмена кораблями для возвращения пришлось изменить.

– Нет, в их лоханках я летать не желаю, – повторил Такер, – но если НАСА продолжит освоение космоса, готов терпеть и русских. – Он отстегнул ремни и стал спускаться, хватаясь за поручни.

– Как верблюда в шатре? – усмехнулся Бедекер, выбираясь следом.

– В смысле? – обернулся Такер, пригнувшись перед низким выходным люком.

– Старая арабская поговорка. «Лучше взять верблюда в шатер, чтобы он ссал наружу, чем позволить ему ссать снаружи в шатер».

Такер расхохотался, достал из кармана рубашки сигару и сунул в рот.

– Лучше из шатра наружу, я это запомню.

Бедекер пригнулся, уцепился за металлическую перекладину над люком и вылез следом в сияющую, словно операционная, «белую комнату».

* * *

Рано утром в день старта он сидел в кофейне своего мотеля в Коко-Бич, любуясь океанским прибоем и перечитывая письмо, полученное от Мэгги три дня назад:

17 ноября 1988 г.

Дорогой Ричард!

Очень порадовал твой ответ, спасибо. Пишешь ты редко, но каждое письмо так много для меня значит. Я знаю тебя достаточно хорошо и понимаю, как много ты думаешь, переживаешь… но держишь это внутри. Найдется ли когда-нибудь человек, перед которым ты раскроешься? Очень надеюсь, что да.

Судя по твоим словам, Арканзас – просто райский уголок. Когда читала про зарю на озере, туман и мычание коров в зарослях на берегу, всей душой мечтала очутиться там, рядом с тобой.

В Бостоне сейчас сплошная грязь, пробки и серость. Мне очень нравится преподавать, а доктор Терстон говорит, что в апреле надо браться за диссертацию. Ладно, поживем – увидим.