Читаем Фазиль. Опыт художественной биографии полностью

«В школе брат считался одним из самых буйных лоботрясов. Способность оценивать свои поступки, как сказал его учитель, у него резко отставала от темперамента. Я представлял его темперамент в виде маленького хулиганистого чёртика, который всё время бежит впереди, а брат никак не может его догнать.

Может быть, чтобы догнать его, он с четвертого класса мечтал стать шофером. Каждый клочок бумаги он заполнял где-то вычитанным заявлением:

„Директору транспортной конторы.

Прошу принять меня на работу во вверенную Вам организацию, так как я являюсь шофером третьего класса“».

Фазиль мечтал совсем о другом.

Нам кажется, такая ситуация для будущего писателя и типологична, и благотворна. Отсутствие насильственной вовлеченности в бытовые реалии, некоторая душевная отстраненность от семейных традиций и дел дает уникальный опыт уже с детства. При этом, конечно, своих родных Фазиль что в детстве, что потом любил сильно и любил искренне. Но что поделаешь, если он был не таким, как они!

Но вот что служило мальчику отрадой — море, самое лучшее, что было в заштатном тогда Сухуми. Фазиль научился плавать лет в семь и навсегда запомнил новое ощущение, передав его в «Рассказе о море»:

«До этого я барахтался в воде и, может быть, даже немного плавал, но только если я знал, что в любую секунду могу достать ногами дно.

Теперь это было совсем новое ощущение, как будто мы с морем поняли друг друга. Я теперь мог не только ходить, видеть, говорить, но и плавать, то есть не бояться глубины. И научился я сам! Я обогатил себя, никого при этом не ограбив».

Обогатиться, никого не ограбив, — мечта! Однако несколько раз, увлекшись, Фазиль едва не утонул. Но и после этого моря не разлюбил и бояться не стал.

<p>Одиночка в школе</p>

Фазиль одинаково свободно — в отличие от большинства своих родственников — говорил и по-русски, и по-абхазски. Учился при этом он в русской школе. Почему? Может быть, потому, что она была ближе всего к его дому. Или, что вернее, потому, что в Сухуме абхазский язык не слишком котировался: Сухум тридцатых годов уже не был порто-франко с интернациональным многоголосием. Точнее, многоголосие, многоязычие было, но несколько иное — внутриимперское.

Еще, чтобы закончить тему с языками: в школе изучался и грузинский язык. Причем в тех же практически объемах, что и русский. Отношение к этим урокам у большинства школьников-абхазов, да и русских, было сами понимаете какое. Грузинский язык в Абхазии!.. Фазиль ему так и не научился (да не очень к тому и стремился).

Фазиль сменил несколько школ. Что любопытно: в одной из них, тогда — народном училище, за тридцать лет до него учился Лаврентий Берия (и жил вместе с матерью по соседству, снимал комнатку).

Свои школьные годы Искандер не раз вспоминал и «от себя», и от имени своих героев. Вспоминал больше не о занятиях, а о друзьях и одноклассниках. Или, как сказали бы сейчас, — о внешкольной активности.

Мальчики и девочки учились раздельно. Фазиль пошел в первый класс в шесть лет, то есть очень рано по тогдашним меркам. Пока разбирались, брать его или не брать, прошел целый месяц, коллектив первоклашек успел сплотиться. В итоге Фазиль начал школьную жизнь как опоздавший одиночка — да еще самый младший в классе. Он просто не мог понять новых строгих правил — например, что на уроке нельзя громко разговаривать. Почему? Разве кто-нибудь спит или больной?

Своим в доску Фазиль так и не стал. Правила он, конечно, усвоил и освоил, но примерно так всё продолжалось вплоть до получения аттестата. Есть у Искандера, кстати, в рассказе «Чик и Пушкин» замечательный афоризм, прекрасно подходящий что для тогдашней, что для нынешней системы школьного (и не только) образования: «Школа предлагала ему во время урока как бы заснуть для жизни, чтобы проснуться для учебы».

Засыпать для жизни, само собой, не хотелось.

У Фазиля немало портретов школьных педагогов, в основном ироничных и даже, что для сдержанного Искандера редкость, карикатурных. Трудно судить, насколько эти портреты схожи с оригиналами, но тенденция вполне очевидна. Вот, например, директор школы из рассказа «Тринадцатый подвиг Геракла»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии