Понимаете, великий Аксенов — певец распада России, исследователь ее мерзостей и таинственных воспарений, многим казавшийся стилягой, «штатником» и баловнем судьбы. Великий Шукшин — плоть от плоти, душа народная, которая «не жалеет, не зовет» и пытается не плакать. А великий Искандер — ДРУГОЙ. Он не подвержен сиюминутному, непродуманному, невыверенному, не оснащенному вековой мудростью предков. Он — препятствие на пути хаоса, он не склонен к экзальтации, преувеличениям, истерике. Он за эволюцию, а не за «бунт бессмысленный и беспощадный». Родившийся на Кавказе, Искандер — писатель ИМПЕРСКИЙ, и ничего дурного в этом определении нет. Ведь в эпике крохотного горного села Чегем как в капле воды отразились все страсти минувшего века, сюжеты существования людей на огромном имперском пространстве от Владивостока до Калининграда, в которое и Кавказ входит, и Средняя Азия, и Сибирь, и Дальний Восток.
Искандера читающая интеллигенция воспринимала сначала как красивого, но среднего поэта из плеяды «Юности», потом — как сатирика / юмориста / анекдотчика / антисоветчика типа Владимира Войновича. И лишь время определило его подлинный масштаб.
Если искать приблизительные поэтические аналоги, то Аксенов — это будет вам Маяковский конца ХХ века, Есенин обернется Шукшиным, а Искандер окажется скорее Пастернаком, чем Мандельштамом. Ведь он, подобно автору «Доктора Живаго», страдал только за свои тексты, с сильными мира сего дружбу не водил, существовал — с их милостивого разрешения — где-то чуть-чуть в сторонке от крутых реалий действительности, на периферии советского «литературного процесса», диссидентом не был, не спился, не застрелился, слава богу!.. Временами был очень мрачен, если не сказать депрессивен, иногда хохотал своим неповторимым искандеровским смехом.
Его настоящая слава и известность начались на следующий же день после публикации в «Новом мире» повести «Созвездие Козлотура». До этого он был лишь «широко известен в узких кругах». Он не был в числе тогдашних властителей дум — Ахмадулиной, Вознесенского, Евтушенко, Окуджавы, Рождественского. Он стал знаменитым — после «Козлотура», а вот когда приобрел ВЕЛИЧИЕ — трудно сказать. Скорей всего, в 1979 году, после публикации в американском «Ардисе» полного, а не усеченного текста «Сандро из Чегема».
Помню 1979 год. Я пировал на его пятидесятилетии в скромном ресторанчике около метро «Профсоюзная», где тамадой был высокий седобородый Лев Зиновьевич Копелев, которого на следующий год власть выставила за пределы СССР, напоследок угостив фронтовика и сидельца фельетоном «Иуда в роли Дон Кихота».
Думаю, в 1989 году шестидесятилетнему Фазилю было не до юбилеев. Именно в этом году он был избран от оппозиционных сил в тогдашний Верховный Совет СССР, и на два года, единственный раз в жизни, погрузился в политику. Заседал вместе с Андреем Сахаровым, Гавриилом Поповым, Юрием Афанасьевым. Интересно, эти имена что-нибудь говорят сегодня молодым читателям? После самороспуска Верховного Совета в 1991 году никогда больше политикой, слава богу, не занимался.
Так что НАЧАЛО АПОФЕОЗА Фазиля Искандера я отношу к 1999 году. Как легко, раскованно, весело чувствовали себя зрители в зале театра им. Вахтангова! Помню, например, как Юрий Петрович Любимов непонятно зачем пытался всучить юбиляру огромную бутыль водки, которую потом оберегал от неизвестно чьих поползновений абхазский физик и предприниматель Руслан Джопуа, верный друг семейства Искандеров, литературный секретарь Фазиля и помощник депутата во время недолгого «хождения» того во власть.