Антонина Михайловна, вспоминающая свою свекровь с большим уважением, не скрывает, что была в свое время немало поражена, узнавая именно от нее об абхазских обычаях. Например, что свекровь и невестка не должны разговаривать прямо, обязательно через посредника – мол, «передайте ей…». Или что пришедшего с попойки мужа, упавшего на пол, нельзя упрекнуть ни словечком, а надо взять подушку и лечь с ним рядом. Как вспоминает Антонина Михайловна в том же интервью «Огоньку», не менее ее самой была поражена новой кавказской родственницей и ее московская мама. Но, впрочем, женщины сумели найти общий язык. «Лели также говорила маме: “У нас, у абхазов, тот, кто украл, меньше виноват, чем тот, у кого украли”. – “Как?” – поражалась мама. “А вот так, – продолжала Лели. – На том, кто украл, – один грех (перед человеком, у которого он украл). А тот, у кого украли, начинает думать на разных людей, и у него много грехов”. Моя мама даже растерялась и выдохнула: “А правда”»10.
Лели Хасановна была хранителем древних и, скажем так, не слишком гуманистических по отношению к слабому полу традиций. Однако, по словам Искандера, его фактически неграмотная мать была интеллигентна «в высшем смысле этого слова, нравственном».
Приведем отрывок из стихотворения Искандера, посвященного своей матери, – но разве это не вообще о матерях всех времен и народов? Детали тут уникальны, ярки, как всегда у Искандера, – но и, как всегда, они не самоценны. В этих строках есть нечто большее, по-настоящему универсальное.
Матери посвящен и короткий рассказ Искандера «Скорбь» – о человеке, летящем на похороны матери. Рассказ хорошо известен, он входит в программу внеклассного чтения для школьников. Прекрасный и грустный афоризм оттуда также широко известен, забылся даже его автор, а фраза, как многое у Искандера, пошла в народ: «Мать – короткий праздник на Земле».
«Он думал, что никто в мире никогда не узнает о самоотверженности его матери, о ее великом терпении, любви, о ее невероятных усилиях, чтобы одной вырастить своих детей. <…>
И никто никогда не поймет, чем она была для своих близких, и этого никак не пересказать, потому что ее любовь и самоотверженность заключались в тысячах деталей, которые хранило его сердце, и в словах это не выразить, и не найдется человека, который всё это захотел бы выслушать и понять. Какая несправедливость, думал он, шагая и шагая между людьми, сидящими на скамьях и снующими по залу аэропорта».