Фаустус и другие тексты

Дух – это ничто. Дух, размышляющий о духе, – не что иное, как тень, которая покрывает дух своей тайной и наделяет души поэзией… Мысль – не что иное, как задняя душа мысли (не позади мысли и не перед нею, поскольку мысль вне пространства и не имеет ни лицевой стороны, ни изнанки). Душа духа. И встретить душу – чудо насыщенного эмоциями мгновения.

Чудо – ускользающее от законов природы явление? Отнюдь. Что такое законы природы?

Но:

Чудо – эта встреча с душой духа,

Чудо – эта встреча со способом быть,

Чудо эти законы природы или ее беззаконие,

Чудо вселенной, подобной всему и ничему, когда они нас задевают,

Чудо всего, что зависит от меня,

Чудо меня самого, формы, которую принимает моя душа при встрече с теми или иными вещами,

Чудо быть для того, кто открыл, что он есть.

Удивляться своему бытию: осознавать чудо бытия; удивляться, что мог не быть: осознавать чудо перехода от небытия к бытию; удивляться, что ты из тех, кого еще не было: чудо небытия.

Здесь душа уже не более тела, ибо душою облечены неодушевленные предметы: природное и инородное, сверхъестественное, мир и надмирное, бытие и небытие, люд и безлюдье, бесконечные пространства или внутренние грезы, пробуждение духа или вечные ночи – чудо есть все, даже ничто.

На этой горе малым мне кажется тот, кто по-прежнему мнит, что еще можно творить чудеса.

Свод Сикстинской капеллы или песнопения «Парсифаля» в равной степени чудесны для слепого, к кому возвращается зрение, и тот, к кому возвращается зрение, равен тому, кто его не терял.

Всему достает поэтического богатства, все может стать темой чуда, и оно зависит только от самого себя. Так обстоит дело и для того, кто не видит ничего чудесного ни в Сикстинской капелле, ни в «Парсифале», и для других, для кого наделены душой внешне неинтересные вещи. Есть вещи, которые прекрасны только для кого-то одного; то, что прекрасно лишь само для себя, не менее от этого прекрасно.

Музыка в своем апогее венчается чудом; цвет в своем апогее венчается чудом; мысль в своем апогее венчается чудом, и искусство уже не сопровождает нас туда, куда нас ведет, ибо излишек искусства убивает искусство и излишек мысли останавливает мысль.

Дважды два – четыре: это истина. Теорема Фалеса: это истина. Продвигаться в области математики – это продвигаться в области истинного. Но самая продвинутая теорема геометрии не более истинна, чем первая. Самые ученые построения не приводят к более истинным результатам, нежели дважды два четыре. Продвигаться в математике – это продвигаться не в сторону истины, а внутри истины.

Линия, проведенная одним из первобытных художников на стене пещеры, – это прекрасно. Линии, проведенные Уччелло с помощью науки о пространстве, опять же прекрасны. Линии на картине Сезанна или Гриса, ведóмые новым представлением о пространстве, смыкаются все с той же красотой: развитие в области искусства вершится не в сторону прекрасного, а внутри прекрасного.

С помощью философии, искусства или науки тщились приблизиться к вечной истине, абсолютному закону. Но после нескольких веков поисков мы замечаем, что находимся ничуть не ближе к цели, чем на первом шаге: мы продвигались не столько к цели, сколько внутри цели.

Для кого-то природа является предметом изучения математики, кто-то видит эту науку во вселенной, кто-то видит ее в мельчайших вещах, кто-то видит ее повсюду, кто-то видит ее в человеке, кто-то закрывает глаза, потому что ищет знание.

Кто-то видит искусство в природе, кто-то видит его во вселенной, кто-то видит его в мельчайших вещах, кто-то видит его в человеке, кто-то видит его повсюду, кто-то закрывает глаза, потому что ищет внутри самого себя, кто-то ценит искусство жить.

Кто-то идет внутри истинного, кто-то идет внутри прекрасного, для кого-то, что истинно, то и прекрасно, для кого-то, что прекрасно – истинно. Для кого-то душа мысли – это красота истины. Для кого-то идти внутри истинного – это идти внутри прекрасного. Для кого-то искусство и наука сливаются, для кого-то искусство жить становится наукой бытия. Для кого-то каждая из сфер мудрости сближается у своей вершины с другой.

Что такое хорошая живопись на этих вершинах красоты и знания? Что такое точное доказательство? Точность не имеет никакого отношения к истине, как и хорошее зрение – к красоте.

«Искусство, – говорил Жид, – начинается там, где жизни уже не хватает, чтобы выразить жизнь». Но если, с другой стороны, искусство кончается там, где начинается искусство жить и наука бытия, если искусство кончается с тем, кто взобрался на гору науки бытия, кто видит, что он есть, и бытием взволнован, – искусство жить начинается там, где жизни хватает для жизни, где для бытия достаточно быть, где жизнь владеет в себе выражением жизни: искусство создано для тех, кому оно все еще необходимо, чтобы выразить жизнь.