Фацетии

Он же однажды, когда был голоден, пришел к крестьянину и пообещал показать ему «пчелу» (у наших так называется целый рой из одного улья), если тот даст ему приличный завтрак. Он сказал, что, так как сам он спешит в другое место, то ему эта пчела не нужна. Крестьянин согласился и, после того как они наелись, приготовил разные вещи, нужные для ловли пчел. Когда это увидал шалопай, он сказал: «Не надо брать с собой так много». Когда же они пришли на поле и долго напрасно ходили туда и сюда, крестьянин сказал: «Я чувствую, что меня обманули». Шалопай ответил: «Нисколько. Вот на этих цветах я сегодня видел пчелу. Я тебе и не говорил, что здесь их много». Так обманутый крестьянин воротился домой ни с чем.

94. ИСТОРИЯ О ГРАФЕ ФИЛИППЕ РАВЕНШТЕИНСКОМ [118] И КОНРАДЕ РОЗЕНСКОМ [119] КОТОРЫЕ БЕЖАЛИ С ПОЛЯ БОЯ

В той битве с моринами (ее теперь называют Теруанской)[120], в которой Максимилиан — тогда еще эрцгерцог Австрийский и Бургундский — одержал достопамятную победу, убив много тысяч врагов, и победоносной десницей сокрушил Людовика, короля франков, отца Карла Зобатого, он не потерпел большого урона, если не считать молодых больных воинов, женщин и священников. Их, всех до одного, за исключением нескольких потаскух, убили какие-нибудь семьдесят галльских рыцарей, ворвавшихся в наш лагерь по другой дороге (убийство менее всего подобает не только наихристианнейшему народу, но даже просто христианам)[121].

В нашем войске не было недостатка в рыцарях, которые оставили поле боя и искали спасения в бегстве. Особенно поспешно бежал граф Филипп Равенштейнский со всеми своими рыцарями, которых он возглавлял: не знаю уж, из-за страха или из-за предательства. С ним был и Конрад Розенский, который сейчас за шутки и остроты в милости у короля Максимилиана. И если кто-нибудь в присутствии графа скажет Конраду, что он бежал быстро, тот ответит: «Это правда. Но еще быстрее бежал граф Филипп, который опередил меня на две мили». Обратившись к графу, он отпустил шутку о его бегстве: «Граф Равенштейн, какой у тебя замечательный конь, как быстро он скачет! Я уже должен был остановиться — мой конь устал, а ты своего пришпорил и прекрасно проскакал еще две мили».

Этого графа сейчас в Генуе поставили начальником у короля Людовика, который часто заявляет, как он относится к немцам. Это доподлинная история сражения с моринами, которое французские хронисты разукрашивают разными узорами. Против них в свое время я многое напишу в своей «Апологии короля Максимилиана против Робера Гагена»[122].

95. ОБ ОДНОМ ПРОСТОВАТОМ МОНАХЕ

Одного монаха (таких называют «бельцы») отец и приор его (так я скажу) послал в Кельн продавать лошадь. Монах привязал лошадь к столбу и стал расхаживать взад-вперед в своих деревянных башмаках, а не ездил, как другие, взад-вперед по конному рынку в поисках покупателя. Наконец, к нему подошел какой-то кельнский бюргер и спросил, что он здесь делает. Монах ответил: «Не знаю». Бюргер еще спросил: «Чья это лошадь?» Монах ему: «Мне надо ее продать». Бюргер сказал: «Сидя здесь, ты ее не продашь». Монах: «А мне что! Мне до этого нет дела!» Бюргер снова: «Она здоровая?» Монах: «Я думаю, была б здоровая, наш отец не стал бы ее продавать». Бюргер понял, что он глуп, дал ему за лошадь настоящую цену и отправил монаха домой.

У нас до сих пор есть поговорка о небрежных и беспечных: «Мне до этого нет дела!»

96. ПРОТИВ КУРТИЗАНОВ [123] И НЕВЕЖД

Шалости и плача достойно то, что до сих пор священство, бенефиции и даже экспектативные милости[124] раздаются самым невежественным людям, и особенно куртизанам. Так как у них нет ни ума, ни образования, то они отправляются в Рим и, презирая науку и людей ученых, возвращаются домой, одаренные многими бенефициями и приходами на погибель и сокрушение церкви и душ верующих. Они ничему не смогли, да и не захотели выучиться, разве только тому, чтобы ходить за ослами и заниматься — как они сами говорят — канцелярской практикой по обману бедных священников. Однако я не хочу говорить обо всех, потому что и среди них встречаются все же ученые и честные люди. Но возвращусь к начатому.

Говорят, что один из них пришел к папе просить бенефиций. Когда тот спросил, сколько у него бенефициев, он ответил: «Три». Папа сказал: «Хватит с тебя одного»,— и прогнал его прочь. Другой дурень сделал то же. Когда экзаменатор из Констанца спросил его, сколько существует таинств, он ответил: «Три». Тот продолжал: «Какие?»[125] А этот осел и говорит: «Кадило, крещальная купель и звонница»[126]. Еще одного недавно в Констанце спросили, из какого он диоцеза[127], а он ответил: «Я из Альтенбулаха» (так называется его родной городишко. Он даже не знал, что такое диоцез).