ты сам ведь ратовал, замена и все прочее... но об этом не будем, а русские твои записки кажутся ему невнятными, да он, честно говоря, и не читал! у него свои инженерные заботы, и здесь ты сам мечтал: твой внук пошел по стопам твоего сына! помнишь, ты писал: "и покроется страна сетью железных дорог, не тюремные решетки, и установятся между народами..." да-с! "был у меня, - говорит твой внук тому усачу, - дед-чудак!" но усач давно наслышан о сундуке, и для него ты - вершина вершин, ты первый, ты начало, ты основа основ! аи да молодец усач! -прослезился Фатали.
и написал книгу о своем деде-революционере! революционере?! - удивился Фатали. не зря ведь его казнили!
да, но это была ошибка! налоговый чиновник, ты знаешь сам.
но ведь казнили! - упрямо твердит Колдун, по ошибке!
но кто сейчас разберет? - усмехнулся Колдун - главное, что казнили! написал книгу, были кулиевы, чтобы замести следы, опасались гонений, а теперь восстановили фамилию, стали фарманкулиевыми!
- Народное правительство уполномочило меня вступить с вами в переговоры, чтобы купить у вас рукописи вашего деда.
- Да, есть тут в сундучке кое-какие бумаги... ("О, аллах!" воскликнул про себя усач-коротыш, на миг усомнившись в устойчивом своем безбожии, да накажет его аллах, но виду не подает, сдерживает радость, дабы внук не заартачился, - а рукописи, вытащенные из сундука, ожили и заговорили: "Кемалуддовле"! утерянные письма! каждая страница как листовка!!)
- Вот если бы дед на поле битвы погиб! Или как твой, я читал книгу, казнен был ("Но тогда б тебя не было!" - но промолчал)! На баррикадах если б сражался! - Мечтательно произнес, сожалея, что не очень повезло ему с дедом.
- В Италии? - подзадоривает усач. - В отряде Гарибальди?
- Да, да!
- Или во Франции, в рядах коммунаров! - подбрасывает усач дрова в огонь. - А ведь успел бы еще раньше, в сорок восьмом, если бы уехал с месье Жорданом и вопреки ему!... Помните, Колдун ведь разрушил Париж!
Фатали-внук в недоумении смотрит на усача-коротыша: что еще за Колдун?! Бред какой-то!
- Может, в Польше? - никак не угомонится усач, радость от находки, будто фонтан нефтяной бьет. И новые замыслы вспыхнули: он напишет, как "Письма" будоражили умы! И как судьба его казненного деда всколыхнула Фатали на подвиг - развенчать в "Письмах" догмы деспотической власти! И объединит две линии: мыслителя и революционера! - Ведь и там, если помните (?!), кровь лилась, и не раз! - заговаривает внуку зубы, лишь бы тот не раздумал продавать эти рукописи, недорого запросил, ибо денег у новой власти в обрез: голод и разруха.
А Фатали-внук задумался, слушая усача: ведь мог дед оказаться и в Польше! И, разумеется, быть с теми, кто восстал, - по одну сторону баррикады дед-Фатали, а по другую - славный мусульманский конный эскадрон, и шашки сверкают! и Куткашинский во главе конников, с чьей внучатой племянницей намечалось у него сватовство, да заглохло. И старая рана: может, были бы тогда у него дети, не прервался б род!
- Да, - задумался Фатали-внук.
- С декабристами! - молчать нельзя! - Хотя нет, не мог еще, - с сожалением вздохнул усач-коротыш. - Ну, хотя бы... - Кого же еще вспомнить? апрелистов? но они только дискутировали! - Ах да! В движении Шамиля!! - как мог усач забыть?! горцы!! и они в чести! И недаром он нашел ход, связав Фарман-Кули с легендарным горцем! - Или нет! - выражение глаз внука ему не понравилось. - В рядах борцов против шахского деспотизма!
- Бабитов, что ли?! - недавно Фатали-внук читал, уж не книгу ли, подаренную Казембеком его деду? (А Фатали-дед перерыл тогда весь шкаф, а она - и не в отеле "Вавилон" вовсе, где жили изгнанные из стран своих Кемалуддовле и Джелалуддовле, а под стопкой бумаг!.. листок меж страницами, правда, бесследно исчез, и в досье Никитича его не оказалось); знает о бабитах, но вариант этот мало устраивает внука. - Хоть раз бы в какого деспота выстрелили! - сокрушается.
- И я о том же! - соглашается усач, негодуя в душе.