Фатальный Фатали

Мими нравились эти восточные сюжеты, Мими рядом, и с каждой страницей они ближе и ближе, и Рашид работал увлеченно, ждал этих часов в предвкушении близости Мими, а потом пошло, закрутилось, и не поймешь, то ли о себе они пишут, то ли переводят, излагая по-французски любовные истории Мухаммеда. - Ты бы пошел, Наджаф, гулять на Гран-Плас! - раздражается Рашид, он только что написал отцу, быстро, нервно: "Я в совершеннейшей безопасности, я не ребенок чтобы нуждаться в дядке присутствие его (мне очень жаль его) здесь не имеет значения".

Ответное письмо Фатали в дороге, он не тронул письма сына, но выписал все его ошибки: "Что ж ты, сынок, совсем русский позабыл, в слове "дядка" положен мягкий знак, и запятая нужна, ибо два сложносочиненных предложения, и запятая перед "чтобы", - но Рашиду некогда разбираться в грамматических ошибках, он отправляет Наджафа на Гран-Плас, и они с Мими остаются вдвоем надолго.

и пошли уже оттиски, и уже они брошюруются, и четкими крупными буквами на зеленом, цвет ислама, фоне, - "Переписка двух принцев", на чужих языках - русском и французском, а не родном, не в оргиналах на фарси и тюркском, а в переводе.

и не успел Исаков, только что отправив экземпляр в Тифлис, автору-собственнику Фатали, выставить часть тиража в своем магазине на Невском, у Знаменья, дом Кохендорфа, припрятав остальное на случай конфискации на складе, о местонахождении которого, как наивно полагал Исаков, никто не знал, и хотя стоял серый сумрачный день, один из самых коротких в году, на нуле, и таяло, и капало, и хлюпало, - собирались по двое, по трое легко одетые молодые люди азиатского виду и о чем-то, ожесточенно жестикулируя, говорили, показывая на книжный магазин.

собрались, пожестикулировали, топая по снежной жижице, и разошлись, а утром следующего дня, когда Исаков явился в магазин, - о боже, что это?! стоят трое полицейских, окна магазина выбиты, молодые студенты выкрикивают что-то гневное.

"вот он! сам издатель!" и несколько человек ринулись к Исакову, но остановились перед его внушительным видом, "господа!" "как вы посмели? мы сожжем ваш магазин! рассадник ереси! к самому государю!" и тут же успевшие купить книгу, - в Исакова полетела книга, ударилась и, как подстреленная птица, упала под ноги, и листья под ветерком как невесомые перья крыла, и еще, и еще, и еще. держа на весу книгу, поджег один, другой, быстро загорелись, еще свежие, краска горит, "что ж вы стоите?!" послышался топот, полицейские, осмелев, двинулись на студентов, но в магазин полетели еще несколько булыжников, успели, один ударился о бок Исакова, он прикрыл рукой голову и быстро исчез в магазине, и вот уже казаки, прямо на толпу, "кого защищаете?!" "не смеете!" "мы подданные государя!"

и кони, будто обученные, остановились перед толпой, "расходись, господа!" "мы из бекских сословий, есть иностранные подданные шахиншахского правительства, мы требуем, чтоб государь!..."

а государю уже доложили о возмущении на Невском, странный случай, такого бунта еще не было, предписание шефу, губернатору, министру иностранных дел, специально в посольства южных соседей, "да, да, непременно разберемся", оскорбление царственной особы, веры, и шах! и султан! и паша!

снова персы оказались первыми, да, да, и султан, и ваш государь, смеют рядом называть, но этикет, потерпим, а позволить глумиться?! Исаков? что за книгоиздатель?! а ну-ка! что за цензор? выживший из ума, распустились! другие, свои собственные заботы, а тут с этими азиатцами не поймешь, когда взорвутся, проморгали.

телеграмма в Тифлис, а вдогонку - почта с предписанием.