Фатальный Фатали

Была ночь. Фатали никак не уснет. Встал, зажег свечу, придвинул к себе белый лист. И возникло во тьме:

"А вы послушайте теперь меня! Мы оба с вами на эФ, вы Фатали, а я Фридрих! Только вы на А, Ахундзаде, или, как теперь у мусульман принято на русский манер, Ахундов, а я на Б, Боденштедт!"

"На ваше Б, кстати, и Бенкендорф!"

"Ну, зачем так шутить?! - взволновался. - Я же не говорю... Аракчеев!"

"Что вы так боязливо оглядываетесь?"

"Это невольно".

"Слава богу, когда я в Тифлис приехал, он и..." - Фатали рукой показывает: мол, на тот свет отправился.

"У вас каждые десять лет кто-нибудь такой да появляется!"

"Вы хотите сказать: уходит? Ладно, оставим их! На Б, кстати, и Барятинский!"

"Какой? Если фельдмаршал, то согласен, а вот того, другого, тоже князя, - увольте!"

"А у нас ходили слухи, что вы чуть ли не в венской революции участвовали, на баррикадах сражались. Да?"

А он будто не слышит, гнет свое:

"Можно и Баратынского, он мне духом близок, но мы отвлеклись! Помилуйте, я ведь все придумал - и меджлис поэтов у Мирзы Шафи, и его стихи! И у имама Шамиля, скажу вам честно, я тоже не был, взял у того, у другого, присочинил от себя, а потом и пойдет с моей легкой руки!"

"Ну нет, вы это бросьте, Фридрих! С имамом, согласен, могли сочинить и встречу, и разговоры, кому не хочется его грозным именем щегольнуть? А Мирза Шафи и его меджлис был!"

"А вы хоть раз приходили?"

"Что с того, что я не был?"

"Вот видите!"

"Но Мирза Шафи был!"

"Вы меня не так поняли, Фатали! Я ж фигурально! Ну да, он был, Мирза Шафи, вы мне рассказывали, он учил вас красиво писать в келье гянджинской мечети Шах-Аббаса! И вы помогли ему, когда перебрались в Тифлис, вырваться из гянджинского плена фанатиков, а в Тифлисе рекомендовали на свое место учителем восточных языков при уездном училище, где в должности штатного смотрителя был ваш друг, великий человек Хачатур Абовян, хвала и гордость армянского народа! Видите, как я все-все запомнил! Я, между прочим, ваш рассказ записал, привычка такая, что услышу - фиксирую на бумаге, могу дать вам почитать, а вы завизируйте, мол, верно все. Да, был Мирза Шафи, но другой, не тот восточный мудрец, который сочинял стихи, а я переводил его на немецкий, и пошли песни по Европе! Пятьдесят немецких изданий (будет и сто семидесятое)! Издания на итальянском! французском! английском! голландском! испанском! даже еврейском!"

?!!

"Сам Антон Рубинштейн, ваш российский композитор, он жил тогда в Ваймаре, написал дюжину романсов на эти мои немецкие стихи, в свою очередь переведенные на русский! Не слышали? А могли бы, между прочим! Его "Персидскую песнь" напевала вся Россия! А модный австрийский композитор Карл Мильокер сочинил целую оперетту под названием "Песни Мирзы Шафи", а либретто написал знаменитый Эмиль Поль, и она с триумфом шла в берлинском театре Фридриха-Вильгельма! А в Висбадене хозяин кабачка "К Розе" соорудил даже торт, я сам его отведал! "Мирза Шафи"! Гениальный Лист восторгался романсами! И Лев Толстой! Григ! Брамс! Их пел сам Федор Шаляпин! (?)".

"А я вам сейчас прочту: "Звучание и звон колоколов зависят от того, какая медь. Звучанье в песне заключенных слов зависит от того, кому их петь!"

"И это - есть у меня!"

"Но их читал мне сам Мирза Шафи!"

"В келье мечети?" - а в глазах недоверие.

"Да, в келье!"

"А я, кстати, и этот наш с вами разговор, пока мы тут беседуем, уже успел записать! Но мы опять отвлеклись!

Шамиль и Шафи! Мне нравится звучанье этих слов: Шаммм... Шаффф... Как и наши с вами эФФФ. Я мечтаю написать о вас, чтоб и документ, и фантазия!"

"Документальную фантазию?"

"Именно это!"

"Не вы один!"

"Кто-то еще?!" - оглянулся вокруг.

"Да... А может, Фридрих, и меня не было?!"