Фатальный Фатали

а в Париже!.. началось с нот протестов, посольства всполошились, но что выкрики горстки алжирских студентов и всяких там берберов, когда недавно только с могучей коммуной расправились! прошло даже незамеченным, только лишь в Латинском квартале, на улочке St. Michel, возле пятиэтажного дома № 13 собрались, пошумели, а потом поднялись на мансарду, где жила молодая турецкая семья, да сочинили петицию на имя президента республики, диктовал алжирец, расхаживая по комнате, подойдет к одному углу, глянет на Notre Dame, подойдет к другому, постоит у окна, глядя на кусочек Парижа, остроребристые, из красной черепицы крыши домов, дым печных труб (сам живет в доме напротив, в крайней, но почетной бедности, на антресолях кафе, и комнату согревает проведенная через нее труба из печи кафе), и обдумывая очередную строку петиции в защиту Корана, пророка и арабов, принесших в Европу цивилизацию, "так и напишите! некто фажерон, именно с маленькой буквы!.." вздрагивали, называя имя Мухаммеда, да еще в связи с богохульными еретическими письмами некоего Кемалуддовле, уж не рука ли России?! Сочинитель, это они узнали, осадив издательство, у самого Фажерона, вышедшего к ним для переговоров, - какой-то кавказец, царский полковник, алжирец набирался воздуху, прежде чем произнести имя пророка, да накажет он!!! вряд ли мусульманин, подставное лицо, быть этого не может, чтоб мусульманин! а в Тифлисе великий князь - вот уж не ожидал - по срочной телеграмме царя был крайне изумлен, долго не мог вправить свихнувшуюся челюсть, этот прилежный как будто, и как сквозь туман: ваше императорское высочество, голос Никитича, полюбуйтесь! да, да, ведь было письмо из таможни Брест-Литовска! эттакий фортель! - подвернулось на язык генерал-фельдцехмейстеру.

что это вдруг все чины разом к Фатали. и ни одного из низших, во главе с наместником, мелькнула догадка: награда? новый орден?! за заслуги? ведь почти сорок лет, или больше, служит, такого еще эти стены не видели: и шеф, и шеф особый, и губернатор, и полицмейстер, и младший чин, из тех, кто - не наместник же! - должен слегка прикоснуться к Фатали, чтобы потащить, оттащить, затащить куда следует, и уже двое держат его куда? ах вот почему летели некогда сигары-снаряды к Метехскому замку, и лязгают цепи, и тяжелая железная дверь будто живая, ржаво как нож. успели к Тубу, та в канцелярию, "надо было думать раньше, советовал бы не лезть!" тот же голос, только тогда облизывал пальцы и губы, расхваливая, - "хороша хозяюшка!" вспомнил все же хлеб-соль, "я бы на вашем месте, - фазан, как корона, венчал вершину плова, но строго, не глядя в глаза, - всей семьей, как бы чего не вышло, в Нуху, подальше от всех, не можем ручаться!" "да, да, немедленно, ведь я ему говорила! и Рашид писал!" "Мелкум-хан! Мелкум-хан!" да ведь что ему до нашего Корана и пророка?!" "да я такого!..." Фатали доведен до крайней точки, он может оскорбить, "да, да, это кара! кара аллаха!" и Рашид еще здесь был, но не защищает мать, и за отца не заступается, и шурин тоже, ее брат. Фатали ни о чем не знает, книга и добрая весть еще в пути, но глаза! глаза Никитича! неужто "Кемалуддовле"? но ведь читали! или письма вышли? узкий квадратный двор и высокие толстые стены, и железная решетка, и тишина, будто гроб, не сон ли? на нем нет мундира, защитил бы, арестантская роба, как Тубу? день или ночь? время как сплошное неделимое, только по щетине на лице можно узнать, сколько прошло, а потом и борода не могла помочь.

от послов к консулам, а там в столицы, вот оно, началось.

и разъяренная толпа врывается в дом Фатали, посуда окна лампы люстры стены трещат от напора и лишь ставни не выдержав рвут петли, летят по комнате вылетают в коридор во двор а там ветер подхватив выдувает на улицу и уже над Курой как белые птицы летят вырванные не о Колумбе ли, открывшем Новый Свет? или это страница из тщательно изученной Фатали книги Миттермайера "Смертная казнь"? под ногами топчутся, позвольте! но ведь была тревога! цензура запретила! были изъяты! как попала в Тифлис?!