Фатальный Фатали

Пора нам знать, что мы принадлежим человечеству, создавшемуся быть свободным, а не позорным рабом кучки пророков, и достичь свободы и цивилизации! Если бы бедный народ в древности верил вождям и поклонялся их пророчествам, то это было бы еще простительно! Но теперь, когда ветры дуют отовсюду и мы видим, как чахнет человек в добровольном рабстве, слепой и глухой к тому, что творится в мире, довольный своим послушанием и преданностью и веря лживым словам новых пророков, думающих лишь о том, чтобы подолее держать подвластных в неведении, жить в роскоши и удовольствиях под охраной всемогущего воинства!

Довольно, я устал, завтра 21 день рамазана, и я намерен отправиться в главную мечеть слушать рассказы трагика моллы Джаббара о плачевной участи наших имамов, и о них я сообщу тебе в третьем своем письме. Я намерен из Тавриза отправиться в Решт, оттуда в Мазандаран, на родину демонов и нимф.

Ах, какие подзорные трубы продавали в Каире, забыл купить, а мне так она нужна здесь, чтоб кое-что разглядеть пристальней! Прошу тебя, пойди в магазин европейского негоцианта, еврей он, это за домом Риза-паши, и купи мне подзорную трубу, это совсем-совсем близко, в двух шагах от отеля "Вавилон", и пришли в Решт на имя Гаджи-Абдуллы Багдадского, продавца жемчуга, и он доставит ее мне. Орошай!

И - третье письмо Кемалуддовле.

Нет-нет, я не стану описывать тебе сцены плача по убиенным в борьбе за веру, то бишь за власть, за престол, за корону, за халифство!... Мы с тобой изучали всякие науки, в том числе алгебру, которая, как известно, зародилась на Востоке (но что нам от этого?), и я воспользуюсь для удобства ее буквенными понятиями, а ты домысли за меня: А убивал Б, окрашивая свое преступление в благопристойный вид борьбы за шиитскую веру. В, чтоб избавиться от А, убивал его под тем предлогом, что тот - вероотступник, предавшийся суннитам и готовивший заговор против шиизма, и, придя к власти, постепенно съедал, точно людоед какой, сильных соперников, Г, Д, а заодно и ближайшего друга Е и, в порядке безопасности, Ж, хотя он числился вернейшим помощником и был им, а что до З... - нет, нет, я не буду тебе рассказывать о том, что ты и без меня знаешь, изгнанный из родной страны.

Впрочем, извини за откровенность, ты сам еще не совсем избавился от иллюзий в отношении избранности своего народа среди прочих других народов, в особом его предназначении. Ты винишь правителей, забывая о том, что народ достоин своих правителей, как, впрочем, и правители - своего народа. Но напрасно не трать своего времени на наивные иллюзии, пора и тебе проснуться!

Вот входишь в дом правоверных, мечеть, разумеется, и замечаешь господина в суконном плаще, с кушаком на бедре из кашемировой шали, шерстяной шапкой на голове под бухарской мерлушкой, с длинной бородой, крашенной хною и индиго; думаешь, что, очевидно, порядочный человек; спрашиваешь соседа, и точно: знатный правоверный. Лицо и глаза его выражают вид человека, находящегося в трауре по случаю смерти, по крайней мере, отца. Но нет - он печалится, ибо когда-то где-то кто-то из шиитских имамов пал в борьбе за власть.

В другом углу - преважный господин с перстнем из блестящего яхонта. Кто? Тоже чин. Грамотен ли, спрашиваешь? А ты у него узнай! И что же?

"Грамотен?! - изумленно смотрит на тебя. - Благодарение Аллаху, что не заражен ересью и безбожием!"

А вот еще один господин - вертит в руках четки, лепечет про себя: "Нет божества, кроме аллаха...", повторяя это по числу зерен в четках, - пока не перевернет зерна, не суйся с вопросами!

Но тссс! Молла на кафедре! Сначала о рождении имама. Потом о великих подвигах в младенчестве. Приводятся цитаты, столь же нелепые, как и сам рассказ. О героических свершениях в отрочестве и юности. Как спас, как помог, как надоумил заблудших, как провидел. И как поднял знамя шиизма. И как преследовали. Пытались убить (покушения и прочее). И каждый раз чудо спасало. Когда мы вышли, сосед мой спросил:

- Ну как, насладилась твоя душа?

- Каким же образом насладилась, если я слышал вздор? - ответил я.

- Заклинаю тебя всевышним, правду ли ты говоришь?!

- Но ведь и ты сам думаешь то, что и я! - Запнулся бедняга, не знает, как возразить, а я ему еще: - Это ж птичий язык, рассчитанный на птичьи мозги!

- Может, - тут вмешался другой, ибо первый так и онемел, - тебе понравится по твоему развитому вкусу сложнейшее учение о четырех подпорках, на которых держится мир?

- Я знаю о трех китах!

- Несчастный! Я говорю о подпорках веры! - и с такою жалостью смотрит на меня, что мне самому себя жаль стало. А он добавляет: - Первая - сам Аллах, вторая - Пророк, третья - имамы, а четвертая - Керим-хан!

- Кто-кто?! Эта рухлядь?! Этот, у кого язык еле...

- Молчи, несчастный! - и так побледнел, губы белые-белые, озирается кругом, в глазах страх.

- Да, кстати, - спрашиваю, чтоб собеседник пришел в себя, - а как насчет Баба? Что вы скажете о нем? Мне говорили, что у вас в городе много бабитов.

Но у кого спрашиваю я? Собеседников моих точно ветром сдуло!...