Фатальный Фатали

И вспомнил Кемала: "Несчастна та нация, в которой нет борцов!" И Ахунд-Алескера вспомнил, давнее-давнее, еще когда в Тифлис приехали устраивать его работать в канцелярию. С чего же спор начался? Ах, да: с грузин! С их заговора! А прежде - о смельчаках, съевших волчье сердце; их тогда было много в Тифлисе, сосланных, и разговоры - только о них.

Ахунд-Алескер вдруг ни с того ни с сего разозлился на Фатали:

"Грузины!... - будто с самим собой спорил. - Нам с ними не сравниться, запомни! В них честь жива! И гордость! Достоинство! А мы что? Рабы мы, да, да, рабы! То персов, то османцев, а то и... - не договорил. А потом, помолчав, добавил: - Да, нам до грузин еще надо дорасти!"

Разговор, казалось, кончился, было утро, после первого намаза, а потом прошел полдень, еще молитва, и во второй половине дня Ахунд-Алескер совершил третью молитву, и при заходе солнца, когда тень стала совсем длинная, - и вот, после четвертого намаза, перед пятым, в начале ночи, Ахунд-Алескер вдруг, будто продолжая только что начатый разговор, строго взглянул на Фатали:

"И не смей ты влезать в их драку! Они и ссорятся, они и мирятся..." И больше никогда не возвращался к этому разговору.

Перед Фатали-цензором уже сидел не собственник писем, а Кайтмазов, он только что вернулся из длительной командировки, посвежевший и отдохнувший, как показалось Фатали.

Что? Заграничная поездка? Отдых?! Черта с два! Сначала Санкт-Петербург! Для приобщения к кое-каким новейшим, да-да, цензурным инструкциям! Как будто не читаем мы эти "Санкт-Петербургские новости", простите, "ведомости"! Или нельзя было прислать сюда "Русский инвалид"! "Голос", где раструбили о процессе по делам печати! "Судебный вестник" или "Юридическую газету"! - То злой, то оттаивает. - Ну-с, как вы тут без меня?! - руки потирает, а потом пальцы тренирует (о, эти нежные чуткие пальцы! Фатали не сводил с них глаз, когда Кайтмазов несколько лет назад аккуратно перелистывал "Обманутые звезды" и на каждой странице, после того как половину вымарал красными чернилами ("Скажи спасибо, что мы кавказцы!"), ставил подпись-закорючку, - большой крюк верхнего крыла "Ка" захватывал всю фамилию. А на титуле - "разрешаю", сначала на русском, а потом и на родном); но полной радости, увы, не бывает: обрадовался, когда "господин наместник Кавказский вследствие просьбы Вашего благородия соизволил назначить из сумм распоряжения Его сиятельства тысячу рублей в пособие для напечатания сочинений Ваших: "Обманутые планеты" и "Восточные адвокаты" с переводами, а равно пяти комедий на татарском языке, рукописи, одобренные цензурою".

- А я без вас тут воевал! - Кайтмазов молча слушает. - Тип один тут с письмами мне досаждал!

- Осаждал?

- Можно и так. Письма знаете какие! Ой-ой-ой! Язык обжигают, будто перцем густо-густо на кончик! Но вы их скоро сами прочтете.

- Кто автор? Ах, изгнанный из страны? Разве не слышали о специальной инструкции? Не допускать к выходу в свет сочинений лиц, признанных изгнанными из отечества, тайно покинувших его...

- Но ведь из Индии! И из Ирана!

Кайтмазова уже не остановить:

- Государственных преступников! И учтите: какого бы содержания ни были эти сочинения и в каком бы виде они ни издавались, под собственными ли именами авто ров пли под какими-либо псевдонимами и знаками!

- А что еще за знаки?!

- Неясно?

- Клянусь аллахом, не знаю!

- Шутник! А вот и запомните! - И сует ему только что нарисованную на клочке бумаги картинку-загадку, аи да талант... Бараний рог, и такой крученый-перекрученый, а в него похожий на Фатали человек впихивается, согнуть, мол, шарада такая, в бараний рог.

... Но Фатали забыл уже о коротком своем цензорстве, да и было ли оно - лето, время отпусков. Он давно собирался написать Мирзе Гусейн-хану, у которого гостил в Стамбуле, но каждый раз, садясь за письмо, вступал с ним в спор:

"Вы на меня обижены, Мирза Гусейн-хан, вы сердитесь, я вас разгневал! Вы увидели лишь то, что я высмеял деспотизм шаха и тупость его приближенных, и оскорбились за весь Восток! А Восток ни при чем! Я просто вывел тирана в шахской одежде, хотя с тем же успехом мог облачить его в царский наряд или королевские доспехи! Я рад, что вы разглядели за древним историческим сюжетом его современный смысл и порвали со мной! Или вы испугались, что вас взгреют в вашем краю, чьи интересы вы представляете в Стамбуле, за дружеское ко мне расположение. Но ведь в каждом народе имеются мерзкие и тупые люди, и даже среди государей, шах он или царь. Вы истолковали мои произведения как антипатриотические, мол, выставляю славных шиитов, вас и своих земляков в дурном свете перед турками-суннитами! А что вы скажете, если в ваших руках окажется "Кемалуддовле"?"

"Что вы еще задумали?! Неужели недостаточно и того, что вы уже сделали, чтоб осрамить нас перед миром?"

"О нет! я сказал не все! другие сказали больше, чем я!"

"Кто ж другие?!"

"Индийский принц Кемалуддовле, совершивший путешествие по Англии, Франции и Новому Свету и возвратившийся в ваши земли!"

"Но такого принца я не знаю! Не вы ли скрываетесь за "Кемалуддовле"?"