Фатальное колесо

Я становлюсь очень неудобной фигурой. Моя горькая и очень нелицеприятная правда подвисает одинокой песчинкой на чаше весов, с обратной стороны которых комфортно расположились авторитеты-тяжеловесы, прошляпившие вражеского агента в своих рядах. И эта обеспокоенная своей безопасностью стая, без всякого сомнения, будет хвататься за любую соломинку. И с умным видом поглощать любой бред, способный хоть как-то сохранить их достойное положение.

Агент Гришко был не нужен, царствие ему небесное. Или, куда он там попал. Нужен был погибший в результате несчастного случая добросовестный работник, замечательный товарищ и отличный семьянин капитан Гришко.

И, скорей всего, вскоре им понадобятся козлы отпущения. Во главе с товарищем Пятым. Предполагаю, что лично я, как агнец жертвоприношения, для начальства буду мелковат. А вот мои инструктора могут пострадать самым серьезным образом. И ведь, вида даже не показывают!

— Ну, ты монстр, — восхищенно качал головой Козет, — я бы не додумался. Расхреначить в пух и прах целую яхту, чтобы ушатать одного урода!

— И себя заодно… без малого…

— Все нормально! Сделал все правильно. По обстоятельствам.

— Вас сильно плющат? Из-за меня?

— Не бери в голову. Прорвемся. Есть пара идей, как найти доказательства.

— Не поделишься?

— Ага! Сейчас! Чтобы ты рванул в бой, мелькая спиной своей, ошкарябанной? Лежи, давай. Раны зализывай. Разберемся без тебя.

— Инспекторша, которая Зоя Игоревна, она как — наглухо ушла?

— Пока, да.

— Слушай, Сан-Саныч, она ведь как-то связывалась с Галиной? Ну, чтобы передавать материал для закладки. Понятно, что это могли быть Румын, Гришко. А что если — еще кто-то был? Помнишь, Галина пакет какой-то извлекала из-под моста в Мартыновой бухте? Явно, ведь, от инспекторши…

— Работаем, Старик. Работаем. Об этом тоже мозговали. Ты не заморачивайся. Все будет хорошо.

— А Ричард?…

— Ха! Слинял твой Ричард. Собирались с ним плотно поработать, а он, сразу же после первого допроса — папе телеграмму. Вчера яхта приходила с Констанцы, так он на ней ноги сделал на родину. Перепугался твой американский дружок, что его прессовать будут. В подвалах КГБ…

— Как думаешь, он был в теме?

— Вряд ли. Хотя, кто его знает? Мутный парнишка…

И Гришко возле него терся. Впрочем, не он один. И все материалы наблюдения сейчас перетряхиваются. Зацепились бы уже, если что…

— Ладно, Сан-Саныч. Встретимся в спортзале. Я уже почти в форме.

— Ну, бывай здоров!

Надо отдать должное, что, не смотря на тяжелый административный пресс, вся группа была на моей стороне. Пока я безмятежно почивал на больничной коечке, они стойко выдерживали чудовищный натиск сомнений и, да что там скрывать, жесткое и неприкрытое давление номенклатурного ресурса конторы.

Как я узнал позже, кроме всего прочего в контору посыпались возмущенные звонки вельможных приверженцев советско-американской дружбы. Это — после отплытия Ричарда Донахью под папино крылышко. Нажаловался уже, гаденыш! Надо же — сколько «друзей» успел приобрести! И это в разгар холодной войны! Недаром он втирал мне в свое время про «хороших людей» в Советском Союзе.

А эти «хорошие люди» начинали добираться и до моей тушки.

Ирина, в свойственной ей жизнерадостной манере сообщила, что совсем не исключает заинтересованности моей персоной видными деятелями психиатрии разных мастей. Дабы установить причинно-следственные связи мотивировок всех моих поступков в последнее время. Особенно — чем мне так не пришёлся по душе немецкий дизель на яхте «Орион», лишенный в силу своего допотопного возраста защиты от опасности разноса. Чем я возмутительно и воспользовался в чрезвычайно сомнительных целях.

— Кто-то нас хочет сделать дураками, — заводилась Ирина, вышагивая по палате, — и кто-то горько пожалеет об этом. Очень скоро пожалеет!

— Тише. Тише, девушка, — пытался я ее успокоить, — не надо столько эмоций. Вы же профессионал. Держите себя в руках.

Ирина плюхнулась на койку напротив и зло глянула на меня.

— Знаешь что, Старик? Больно ты благоразумен для ребенка. Ты даже не знаешь, что они там говорят!

— Я догадываюсь, Ириш. Очень хорошо догадываюсь. Этот кто-то, который скоро обо всем пожалеет, имеет очень простое название. Это — Система. Суровая и непобедимая. В которой — по верхам уютно устроились заслуженные дедушки. Слабенькие уже физически, но очень сильные в вопросах козней и интриг. С целью любыми средствами сохранить под собой теплое гнездышко.

Ирина пристально меня разглядывала.

— Что? Я не прав?

— Прав-то, прав. Только мне иногда с тобой становится страшно разговаривать. Откуда ты это все знаешь?

— Знаю. И скажу больше — когда-нибудь из-за этого гнездилища патриархов всем нам, я не имею в виду только контору, всем жителям страны станет очень и очень плохо.

Помолчали. Глаза в глаза. Не мигая.

— Слушай, Старик, — медленно произнесла Ирина, — а ты не хочешь мне сказать правду?

— Хочу. А какую?

— Ты кто?

«Кто же ты такой, шкет?» — спрашивал меня старый уголовник за минуту до своей гибели. Он тоже что-то почувствовал?

— Правду хочешь? Хорошо. Я скажу тебе правду. Только, с одним условием.

— С каким?