Фатальная ошибка опера Федотова (СИ)

Фатально просто…Ну что, мои хорошие, с новой историей нас! Здесь у нас будет серьезный , уже двадцатишестилетний опер, еще не подозревающий, какую жуткую ошибку совершил он два года назад, и его подчиненная, тоже очень серьезная... в достижении своих целей)))) Ставим сердечко, кидаем в библы, ну, вы процедуру знаете) Вам несложно, мне приятно, книге - продвижение)))) И да, тут будет огнище. Надеюсь, все пристегнулись? Тогда погнали!

Глава 1

— Оперуполномоченный Федотов слушает, — говорю я в трубку и даже сам со стороны слышу, насколько заебанно звучит мой голос. Оно и понятно, второе дежурство нон-стопом, да еще и дикое такое. За все время удалось поспать только три часа на продавленном диване в дежурке. Так что я сейчас больше отзовусь на хрип зомбака, чем на свое имя.

— Федот, приезжай давай, тут по твою душу дело, — басит в трубку дежурный третьего отделения, того самого, где я работу начинал, еще участковым.

— Что опять? — никуда ехать я не хочу. Я хочу сейчас лечь и прямо тут сдохнуть. И чтоб мое счастливо разлагающееся тело не шевелили минимум трое суток. А потом можно закопать… Ох, отдохну, мать его!

— Тут опять твоя Захарова…

Бля-а-ать…

— Пошли ее нахуй…

— Не, она не посылается, ты же в курсе…

— Ну скажи, что я потом приеду…

— Говорил. Не верит.

Сучка.

Надо же, какая сучка!

Лучше б я ее не спасал в свое время от малолетки, дрянь такую! Только нервы мне портит! Постоянно. Крест мой, блять, железобетонный. Придавил, дышать не дает…

— Слушай, Вадимыч… — голос мой становится просительным, — ну разберись с нею сам, а? Ну на кой хер там я?

— Да я бы разобрался… Но тут реально нужен кто-то из центра. А ты дежурный. Давай, Федот, приезжай, а то тут смена вернулась, сейчас ее увидят, начнут хороводы водить… Оно мне надо?

Какие еще, блять, хороводы???

Бросаю трубку, плетусь в туалет, сую голову под напор холодной воды, пытаясь прогнать остатки сомнамбулического состояния из организма.

Смотрю на себя в зеркало, чуть не шарахаюсь, затем ухмыляюсь, и серо-зеленый зомбак из зазеркалья скалится ответой усмешкой.

Хорош… Красавец!

Может, это и правильно. Есть маленький процент, что напугаю сейчас Захарову до усрачки, и она отстанет от меня.

Хотя, это вряд ли.

Прилипчивая дрянь такая, как конский клещ.

Хер скинешь… И кровь пьет так же.

В третьем появляюсь через полчаса и по гоготу в дежурке понимаю, что смена пришла и Захарову увидела.

Кривлюсь, отчего рожа моя,  наверняка, еще жутче становится, толкаю дверь в дежурку.

И, по мгновенно наступившей тишине понимаю, что цель достигнута.

Кто не обосрался сразу от появления зомби-опера, те прям уже на подходе, судя по пугливому бульканью.

Перевожу взгляд налитых кровью глаз, а они у меня реально налиты кровью, сам видел, сам пугался, по очереди на каждого из веселящихся смертничков, пока не достигаю, наконец, цели своего путешествия, Захаровой.

Она, в отличие от своих коллег-слабосилок, нервами покрепче, детдомовское детство и наше прежнее плотное общение сказываются, а потому просто чуть кривится, отчего ее пухлые губы противоестественным образом становятся еще пухлее.

С досадой осматриваю ее, полусидящую верхом на крышке стола, в строгом форменном костюме, на ней смотрящемся вообще не строго, а очень даже вызывающе: грудь немалого размера обтянута рубашкой, скромно застегнутой до самого ворота. И сразу же, вот буквально в этот же момент,  представляется, как пуговки эти по одной расстегиваю… Или, наоборот, рывком полы рубашки в стороны, чтоб сразу увидеть, чего она там такое за этой голубой тканью скрывает… Юбка, строго ниже колен, как положено по уставу,  сейчас чуть задралась и бедро вызывающе облепила, очень красивый, крутой такой изгиб. И волосы, убранные по тому же уставу в строгий пучок, чуть разлохматились, словно она только что с кровати, где не спала, совсем не спала!

Захарова смотрит на меня вызывающе, выразительно очерченная бровь чуть приподнята, в глазах — насмешка.

Дрянь такая, прекрасно знает, как действует на мужиков. Вон они, слюнями ее уже залили и мысленно поимели во всех позах и ракурсах!

Она на всех одинаково действует.

Кроме меня.

Потому что я ее помню мелкой сопливой замарашкой, с вечно наивно распахнутыми голубыми глазенками. Очень ей это все помогало на улице, сколько раз добрые люди отпускали восвояси воровку, просто посмотрев в эти невинные прозрачные озера. Такой ангелочек не может врать…

Ага, конечно…

— Чего ржем? — вместо приветствия уточняю я, и, не получив ни одного внятного ответа, киваю Захаровой, — Захарова, на выход.