На первый взгляд, не было никаких оснований для ледяных взглядов и продолжительных периодов, наполненных гнетущей тишиной. Дела шли успешно и у Салли в ее конторе, и у Хоуп в школе. С финансовой точки зрения тоже все было в порядке, и накопленные средства позволяли им время от времени совершать путешествие по экзотическим местам, или купить новый автомобиль, или даже переоборудовать кухню. Но всякий раз, когда о чем-нибудь подобном заходила речь, звучали логичные доводы, объясняющие, почему эти планы неосуществимы. Доводы выдвигала, как правило, Салли, и Хоуп обиженно замыкалась.
Похоже, чем дальше, тем меньше общего у них оставалось.
Даже постель их остыла, а ведь раньше они дарили друг другу столько нежности и столько страсти! Теперь секс случался чуть ли не по обязанности. Да и случался все реже и реже.
Холодность подруги подталкивала Хоуп, казалось бы, к парадоксальному выводу, что Салли ищет утешения на стороне. Мысль, что Салли завела интрижку, была абсолютно нелепой и вместе с тем логичной. Сжав зубы, Хоуп сказала себе, что воображать всевозможные беды — значит накликать их и своими подозрениями она лишь растравляет себе душу. Она терпеть не могла сомнений и колебаний. Это было просто не в ее характере, а уж поддаваться сомнениям, не имеющим под собой реальных оснований, было совсем неразумно.
Хоуп взглянула на стенные часы, и ее внезапно охватило непреодолимое желание совершить пробежку на большой скорости, дать себе серьезную нагрузку. На улице было еще светло, и она подумала, что, несмотря на усталость после занятий в классе и тренировки на футбольном поле, двухмильный спринт будет ей только полезен. Когда она еще выходила на поле сама, то неизменно к концу игры у нее оставалось больше энергии, чем у ее противников. Тренеры полагали, что это результат дополнительных тренировок, но Хоуп не была в этом так уж уверена. Скорее, тут играла роль врожденная психическая способность, позволявшая ей держаться до конца, когда другие падали от усталости. Это был некий внутренний резерв, из которого она черпала силы, отодвигая усталость и боль в сторону до окончания игры.
Выключив плиту, она бегом поднялась в спальню. Ей понадобилось лишь несколько секунд, чтобы скинуть одежду, надеть шорты, красную фуфайку команды «Манчестер юнайтед» и спортивные туфли. Она хотела покинуть дом до возвращения Салли, чтобы не пришлось объяснять, почему она вдруг решила устроить пробежку в тот момент, когда обычно занималась стряпней.
Внизу около лестницы ее ждал Потеряшка, махавший хвостом с робким энтузиазмом. Спортивный костюм был ему хорошо знаком, но он знал, что теперь его редко приглашают участвовать в забегах. Прежде он стал бы в восторге описывать круги вокруг нее, теперь же предпочел проводить хозяйку до дверей и улечься там в ожидании ее возвращения. Очевидно, он полагал, что это минимум его собачьих обязанностей.
Хоуп потрепала его по голове, и тут раздался телефонный звонок. В данный момент ей больше всего хотелось хотя бы на время забыть обо всех своих проблемах. Она решила, что звонит, скорее всего, Салли, чтобы предупредить, что задерживается. В последнее время она никогда не звонила, чтобы сказать, что придет раньше. Не желая лишний раз выслушивать объяснения Салли, она не стала подходить к телефону.
После небольшой паузы телефон зазвонил опять.
Она кинулась к дверям и уже открыла их, но остановилась и, сделав десяток крупных шагов в сторону кухни, взяла трубку.
— Алло! — резко бросила она. Чесать языком она не собиралась.
— Хоуп?
Услышав голос Эшли, Хоуп сразу же уловила звучавшую в нем тревогу.
— Привет, Киллер, — отозвалась она, употребив шуточное прозвище Эшли, о котором, кроме них, никто не знал. — Какие-то проблемы? — Она произнесла это жизнерадостным тоном, вовсе не соответствовавшим ни ее настроению, ни вызванному голосом Эшли внезапному ощущению пустоты в желудке.
— Ох, Хоуп, — произнесла Эшли, и в ее словах звучало гулкое эхо слез. — Боюсь, что да.
Салли ехала в машине, слушая местную радиостанцию, чьи передачи были посвящены альтернативному року, и, когда стали транслировать «Бедный я, бедный» умершего недавно Уоррена Зивона, она по непонятной для нее самой причине свернула на обочину и прослушала песню до конца, сидя неподвижно и выстукивая пальцами ритм на рулевом колесе.
Следующая песня зазвучала в салоне ее маленького седана, а она выставила перед собой руки и стала их разглядывать.