Фатальная ошибка

— Не могу ничего сказать, — ответил я. — Я ни разу ее не видел.

О’Коннел выдохнул воздух — медленно и протяжно.

— Ну что вы пришли сюда и все врете? — спросил он и тут же, перебивая сам себя, сказал: — Когда вы увидите ее, то поймете, о чем я говорю.

— Что пойму?

— Почему я не могу забыть ее.

— Даже здесь? После стольких лет?

— Даже здесь, после стольких лет, — улыбнулся он. — Я вижу ее как живую — такой, какой она была тогда со мной. Как будто она со мной и осталась. Я даже чувствую ее прикосновение.

— А что насчет тех, других?

Он опять улыбнулся, но теперь это была ухмылка охотника.

— Их я тоже не забуду. — Уголок его рта неожиданно приподнялся, обнажив зубы в оскале. — Это они все подстроили. Не знаю как, но знаю, что они. Они засадили меня сюда. Никакого сомнения. Я думаю о них каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Я никогда не прощу им этого.

— Но вы же признали себя виновным. В суде вы встали, поклялись говорить правду и сказали, что совершили это преступление.

— Простой расчет. Мне ничего другого не оставалось. Если бы я не признался и меня осудили бы, доказав мою вину, я получил бы от двадцати пяти лет до пожизненного. А признав вину, я скостил лет семь, если не больше, и получил право на досрочно-условное освобождение. Я отсижу свой срок. А потом выйду и сделаю все по справедливости. — О’Коннел улыбнулся. — Не совсем то, что вы ожидали услышать?

— Я ничего конкретно не ожидал.

— Мы предназначены друг для друга, Эшли и я. Ничто не изменилось. То, что я проведу здесь все эти годы, ничего не меняет. Время пройдет, и неизбежное случится. Это неизбежность, судьба — называйте, как хотите, но это будет. Терпения мне хватит. Я выйду отсюда и найду ее.

Я кивнул. Этому я верил. Он откинулся на стуле, посмотрел в сторону камеры наблюдения, загасил окурок и, вытащив из кармана рубашки мятую пачку, раскурил еще одну сигарету.

— Неистребимая привычка, — сказал он, выпустив дым изо рта. — Говорят, от нее труднее отделаться, чем от пристрастия к героину или крэку. — Он рассмеялся. — Тут прямо наркоманом станешь. — О’Коннел уставился через стол на меня. — А вы когда-нибудь испытывали непреодолимую тягу к чему-нибудь или кому-нибудь?

Я ничего не ответил, предоставив ему истолковывать мое молчание по его разумению.

— Так знайте, я не убивал своего отца, нет, — произнес он сухо с самодовольной ухмылкой. — Они осудили не того человека.

Я должен был передатьинформацию.

Она, несомненно, хотела этого, и мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что она имела в виду.