– Правильно ли понимаю, я могу участвовать в этой…в этом… как полноправный участник? Правильно ли понимаю, при условии выигрыша этого «билета на выход», я безусловно покидаю территорию поселка на любой из имеющихся в парке машине? Правильно ли понимаю, я забираю деньги, вещи и вообще все, что смогу вывезти отсюда? – Маковский медленно повернул голову в сторону коменданта.
Все еще неуверенное тело в этот момент никак не сочеталось с бушующими внутри мыслями. Возбужденный до предела мозг отрицал каждое услышанное слово и лихорадочно искал выход.
– Браво, господин Маковский! Я рад, что сознание к вам все-таки возвращается! Да, вы правильно меня поняли, но это еще не все. – Степан Егорович опять сел за стол, поправил пенсне и закончил:
– В случае победы вы можете вывезти из поселка любого из поселенцев. И, надеюсь, в этот раз Маковский, вы не будете принимать решения как тупой разносчик пиццы. Это все. «Билет» начинается третьего марта, у вас месяц найти свой электорат. Анкету участника заполните у секретаря. Там же получите необходимые инструкции. Идите. Вас становится слишком много в моей жизни. Идите, пока не передумал.
***
Когда он покидал здание офиса, план в голове уже был разработан. Следующие три дня Маковский тщательно продумывал его детали и рисовал разные схемы взаимодействия с поселенцами. В конце концов он остановился на чувствах жалости и сострадания.
«У меня нет выбора.»
«
Скопировав текст на флешку, Маковский отправился в типографию.
– Будьте добры, хочу заказать десять тысяч листовок. – нашего героя было не узнать. Вся скорбь мира отражалась на его лице. В стоптанных дешевых кроссовках, мятой клетчатой рубашке и джинсах, заляпанных зеленой краской, Маковский выглядел как человек потерявший любовь, веру и всю семью в одночасье.
Приемщица, женщина средних лет, скопировала содержимое носителя и стала бегло читать. Каждая прочтенная строчка оставляла на ее стареющем лице болезненную морщину. Сначала межбровная складка почти соединила брови-ниточки, затем уголки глаз жалостливо опустились на критические границы. Прямой тонкий нос покраснел и дрогнул подбородок. Наконец первые капли простого человеческого сочувствия проложили на ее пористой коже устье, в которое устремилась молчаливая река слез.
«Давай тетенька, помоги мне.»
– Прошу вас, не нужно плакать. Все мы здесь из-за своих ошибок. Если бы я знал, к чему это приведет…Я мог бы все это время находиться возле нее. Мама…– Маковский уронил голову на стойку заказов и затрясся всем телом. Глухие рыдания сотрясали его плечи, а голова безудержно качалась из стороны в сторону обильно орошая рукав не глаженной рубашки.
– Там, на большой земле, меня ждет сын. Ему тоже двадцать четыре. Приходите завтра к десяти, заказ будет готов. Я проголосую за вас.
Петр.
Маковский застал своего коллегу в практически добром здравии. Было видно, болезнь отпустила его.
– Петь, у меня важное дело. Важное для нас обоих. Только не переспрашивай, прошу. Просто молчи и слушай. Ты же знаешь про ежегодный конкурс, или как его там…Билет? – Петр молча кивнул.
– Я не говорил тебе. Да и не зачем было. В общем, я VIP персона и могу ежегодно, вне очереди участвовать в голосовании за право покинуть это чудесное местечко, – последние слова он взял в кавычки, изобразив пальцами сие действо.
Петр снова растерянно кивнул.